Лаврентий Гурджиев - Сталин шутит…

– А не могли бы Вы как коммунист справляться с Вашим мероприятием, ну, скажем, за два-три дня?

135

В Московском драмтеатре им. Станиславского ко дню рождения Сталина поставили спектакль «Юность вождя» (драматург Г.Д. Нахуцришвили, режиссеры М.М. Яншин и Ю.Н. Мальковский). Пресса писала о выдающемся событии в театральной жизни. Лизоблюды от искусства и карьеристы от администрации потирали руки. Группу артистов предполагалось премировать Сталинской премией, ожидались другие поощрения.

И вот за кулисы театра прибегает Яншин: «Поздравляю всех! Мне сейчас позвонили и сообщили, что мы лауреаты! Завтра в газете будут опубликованы наши имена!». Взбудораженные труженики сцены одолжили у Яншина денег под будущую премию и шумно отметили надвигающееся событие. Покутили на славу. Говорят, что даже успели проколоть дырки на пиджаках под несомненные награды.

Встали рано. Купили газету. Список лауреатов есть, а их нет.

Оказалось, накануне Сталин прочитал, наконец, пьесу, спектакль по которой он так и не посмотрел. В ней вырисовывалась картина революционного подъема в стране, руководимого шестнадцатилетним Coco Джугашвили. «В шестнадцать лет я никакой революцией не руководил, – возмутился Сталин. – Я тогда был шалопаем, неважно учился. Не давать премию фальшивой пьесе!»

Долго потом артисты возвращали режиссеру Яншину взятые в долг деньги…

136

Константин Симонов описывал свой спор с американским журналистом по поводу свободы слова. На Западе это излюбленное сопоставление: мы, мол, свободно критикуем высшее должностное лицо государства, а в СССР этого нельзя. Американец не был исключением и жутко гордился тем, что может закричать прямо на улице, что президент дурак. Симонов за словом в карман не полез и заявил:

– Я тоже могу крикнуть на улице, что ваш президент дурак.

– А про Сталина можете такое сказать?

– Не могу.

– Ага, вот, – торжествовал американец и ехидно вопрошал. – Почему же?

– Да потому что это неправда, – осадил его Симонов.

137

Этот человек свыше двадцати лет руководил нашим сельским хозяйством. В том числе на посту наркома, а затем министра, пока захвативший власть Хрущев не отстранил его от должности. Зовут его Иван Александрович Бенедиктов. Он оставил ценные воспоминания о своих встречах со Сталиным, одна из которых произошла в конце 40-х годов прошлого века.

Приехала к нему из деревни сестра, с которой он много лет не виделся. По этому случаю Бенедиктов уехал с работы пораньше – часов в 8 вечера. После объятий и поцелуев сел с сестрой и домочадцами за накрытый стол. В радостном и быстром темпе принял несколько рюмок водки.

Вдруг в квартире раздался звонок телефона кремлевской связи. Бенедиктов поднял трубку и услышал голос помощника Сталина Поскребышева. «Вас через пятнадцать минут ждет товарищ Сталин». Бенедиктов кинулся в ванную, где подставил голову под струю холодной воды. Жена сунула ему под нос нашатырь, чем-то дала зажевать запах спиртного. Кое-как министр привел себя в относительный порядок и поехал в Кремль.

Его без задержки провели в кабинет Сталина. Иван Александрович, стараясь держаться бодро, доложил по-военному:

– Здравия желаю, товарищ Сталин! Министр сельского хозяйства Бенедиктов по вашему вызову явился!

Сталин встретил его сухо:

– Скажите мне, товарищ Бенедиктов, с каких это пор по вызову товарища Сталина наши министры стали являться с опозданием?

Иван Александрович понимал, что глава правительства пригласил его по некоему важному делу. В сельском хозяйстве после войны хватало проблем. А тут выходит, что он еще проявил личную недисциплинированность. Бенедиктов принялся оправдываться:

– Извините, товарищ Сталин, такое дело… Ко мне сестра приехала, вот встретились, отметили…

И тут министр осознал, что проговорился. Разгар рабочего дня – в то время руководители ведомств засиживались на службе до полуночи – а он отмечает приезд сестры. Заметив, как Сталин недоуменно глянул на него, министр похолодел. Но, собрав остатки воли, он выпалил:

– И вообще должен вам признаться, товарищ Сталин, что стою я сейчас перед вами пьяный…

Сталин обошел его раз, второй, рассматривая, словно первый раз увидел. Потом пальцем поманил за собой. Подошли к какому-то шкафчику. Сталин достал бутылку коньяка, две рюмки. Одну налил полную и пододвинул Бенедиктову. Себе плеснул немного. Подняли рюмки:

– За вашу честность, товарищ Бенедиктов!

Чокнулись, выпили. Сталин махнул рукой:

– Идите, завтра ко мне придете в это же время.

Это не столько по-своему смешная история о том, как министр сельского хозяйства вывернулся из опасной ситуации. Это, если хотите, стиль сталинской работы с кадрами. Особенно, если учесть, что позже история получила продолжение… Через какое-то время Маленков и Хрущев поставили вопрос о снятии Бенедиктова с должности министра сельского хозяйства. Сталин почитал их обстоятельную бумагу, похмыкал и произнес:

– Нет, Бенедиктова мы освобождать не будем.

Помолчал и добавил:

– Он честный человек!

138

Случай из той же серии.

В свободное от службы время один из охранников Сталина встретил друга, и они отметили это событие коньяком. Потом не нашли ничего лучше, как запить пивом. После чего охранник простился с другом и сел в трамвай. Там его развезло. Бдительные пассажиры, видя хмельного гражданина с торчавшей из-под пиджака кобурой, вызвали милицию.

Короче, охранник получил предписание явиться куда следует. Схлопотал проработку и строгий выговор. Однако ему пришлось еще раз испытать стыд.

Прошло несколько дней и однажды, когда охранник дежурил на дорожке сталинской дачи, там появился Иосиф Виссарионович. Медленно гуляя и, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал как бы в пространство:

– Пей, да дело разумей.

Дошел до конца дорожки, вернулся и снова поравнялся с чекистом. Укоризненно посмотрел на него:

– Какой же дурак запивает коньяк пивом…

Тени сомнения нет в том, что больше этот чекист напитки не смешивал, да и вообще стал умеренным в потреблении спиртного.

139

Был период, тогда Сталин очень долго работал на даче и никуда не выезжал. Сильно уставший, он вдруг решил проехаться по Москве. Сопровождавшему охраннику начальство строго наказало запоминать все, что товарищ Сталин скажет. Когда вернулись, сопровождавшего спросили:

– Ну, как?

– Все время молчал.

– Может, все-таки хоть что-нибудь сказал?

– Кажется, одно слово только – «шпил»… Я не понял.

– Где он это сказал?

– Когда проезжали Смоленскую площадь.