Юрий Рубцов - Маршалы Сталина

Но история на этом не закончилась. Когда в 1957 г. Хрущев обвинил Жукова в бонапартизме, одним из тех, кто присоединился к гонителям, был маршал Конев. Не Верховный ли Главнокомандующий еще в годы войны вложил ему в руку этот камень?

Дальше — больше. Уже несколько лет находящийся в отставке и опале Жуков вынужден сносить новые обиды, на которые в апреле 1964 г. он даже пожаловался Хрущеву. В своих воспоминаниях маршал Чуйков выдвинул «абсурдную», с точки зрения опального маршала, мысль о том, что в начале февраля 1945 г. обстановка позволяла захватить Берлин сходу. Жуков объяснил невозможность этого тем, что в тылу оставалась Померанская группировка противника, которая готовилась к удару во фланг фронта с тем, чтобы разгромить шесть наших армий, выдвинувшихся клином далеко вперед на р. Одер. Необходимо было также подготовить Берлинскую операцию в материально-техническом отношении, организовать оперативное взаимодействие с соседними фронтами, с ВВС. Чуйков писал: «Надо было рискнуть». Жуков резонно отвечал: «Я тоже за риск, но не за авантюрный риск».

Все так. Но ни Хрущев, ни сменивший его Брежнев на жалобу маршала Победы не обратили ни малейшего внимания. Уже не в журнальном, а в книжном варианте мемуаров Чуйков вновь повторил свои обвинения в адрес бывшего командующего 1-м Белорусским фронтом.

Так берлинский триумф сорок пятого года отзывался неутоленными маршальскими обидами…

В последние годы в адрес Жукова все чаще раздаются критические замечания, переосмысливается стиль его деятельности в целом, линия действий в конкретных операциях и в конкретных исторических обстоятельствах. На наш взгляд, это вполне нормальное явление, главное вести обсуждение спокойно, взвешенно, не передергивать исторические факты. Был долгий период замалчивания его роли в войне (о чем еще пойдет речь ниже), затем в ходе «перестройки» увлеклись идеализацией его образа (примером чего может служить хотя бы инициатива ветеранской общественности, возбуждавшей к 45-летию Победы ходатайство о посмертном присвоении Жукову звания генералиссимуса). Рано или поздно должен был наступить период непредвзятого переосмысления с современных позиций как истории войны в целом, так и конкретной деятельности Жукова. И он наступил.

Так, современники стали критичнее, нежели раньше, оценивать роль маршала в подготовке армии к отражению фашистской агрессии. Их уже не устраивают признания типа: «Мы, военные, вероятно, тоже не все тогда сделали, чтобы убедить политическое руководство во главе со Сталиным в неизбежности близкого столкновения с фашистской Германией». Жуков имел, но, к сожалению, не использовал много различных каналов, чтобы своей властью своевременно привести войска в боеготовое состояние: отменить отпуска, сборы, различные воскресные мероприятия и т. д. Безусловно, осторожность Сталина, все время опасавшегося провокаций, была здесь главным тормозом. Но все списывать на нее тоже будет неверным.

Как пишут авторы вышедшего в 1995 г. труда «Стратегические решения и Вооруженные Силы», «несостоятельность, проявленная в этой ситуации высшим военным руководством — Наркоматом обороны и Генеральным штабом, а точнее — стоявшими во главе этих органов маршалом С. К. Тимошенко и генералом армии Г. К. Жуковым, не сумевшими отстоять принятые решения и добиться их выполнения, нельзя рассматривать иначе, как нехватку компетентности этих лиц и несоответствие занимаемым ими постам».

Не все действия Жукова были удачными и в период Московской битвы. Так, некоторые историки возлагают на него ответственность за гибель в вяземском котле (уже в 1942 г.) группы войск 33-й армии и ее командующего генерала М. Г. Ефремова. «Невероятно, но факт — уже будучи главкомом западного направления (с 1 февраля 1942 года), Жуков, имея в своем распоряжении 14 армий и три кавалерийских корпуса, не только не создал специальную ударную группу, но и практически ничего не сделал для того, чтобы воспользоваться благоприятной ситуацией для спасения окруженных частей армии Ефремова» (Воейно-исторический архив. 1997. № 3).

Неудачей стала для Жукова Ржевско-Сычевская операция, которая под кодовым названием «Марс» была проведена в ноябре-декабре 1942 г. К ней было привлечено сил в 1,5–2,5 раза больше, чем в операции «Уран» (стратегическом контрнаступлении под Сталинградом): 1 млн 900 тыс. человек, 3 300 танков, 1 100 самолетов, более 24 тыс. орудий и минометов. Однако и их не хватило для успеха. Приведем цитату из журнала «Вопросы истории» (1997. № 8): Жуков действовал «в характерной для него манере… атаки были массированными, он не жалел людских и материальных ресурсов, не учитывал неблагоприятных условий местности и погодные условия.

Стремясь к победе, он полагался на нажим по всему фронту и простой маневр мощными механизированными и танковыми корпусами… Операция стоила Красной Армии около полумиллиона убитых, раненых и пленных, потери в танках, достаточно точно подсчитанные немцами, составили примерно 1 700 единиц (это превышало общее число танков, первоначально задействованных в операции «Уран»)».

Не по этой ли причине Ржевско-Сычевская операция до сего дня по существу предана забвению, ее хотя бы скудный анализ не найти даже в военно-энциклопедических изданиях?

В воспоминаниях о Жукове можно встретить разноречивую информацию по вопросу, был ли он лично жесток. Когда уже в наши дни стало возможным заглянуть в ранее закрытые архивы, выявились факты, мягко говоря, не красящие полководца. Так, на Хал-хин-Голе он произвольно, по ничтожному поводу вынес 17 смертных приговоров. Следствие заменялось его запиской в трибунал: «Судить. Расстрелять».

Только вмешательство командующего фронтовой группой Г. М. Штерна, который через Президиум Верховного Совета СССР добился помилования всех «осужденных», не дало свершиться беззаконию. Многие бывшие смертники потом отличились в боях.

Подобные действия имели место и в период Великой Отечественной войны. Когда в феврале 1942 г. батальон 93-й стрелковой дивизии, атакованный превосходящими силами противника, оставил населенный пункт Захарово (район Вязьмы), Жуков отдал приказ: «Виновных в сдаче этого особо важного пункта арестовать, судить и расстрелять на месте независимо от количества».

Особняком стоит вопрос о жертвах. Несколько лет назад многими фронтовиками с крайним возмущением были встречены слова писателя Виктора Астафьева: «Жуков — продукт времени, и этим все определено…

Так он начинал на Халхин-Голе, где не готовились к наступлению, а он погнал войска, и масса людей погибла. С этого начинал, этим и кончил…» (имелась в виду Берлинская операция).