Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий
Бездна разнообразнейших государственных дел, которыми занимался Наполеон, поражала современников и удивляет историков. Стендаль свидетельствовал: все 15 лет своего правления Наполеон ежедневно подписывал в среднем 31–32 декрета, в каждом из которых было по 10–12, а иногда и до 80 статей, плюс ещё ставил свою подпись на полях 20–30 докладов, которые, случалось, заставлял трижды — четырежды переделывать[505]. А сколько писем он отправлял постоянно по разным адресам, не перечесть! Среди них были и ценнейшие письма его братьям-королям (Жозефу, Людовику, Жерому), которые воспринимаются как учебные пособия для начинающих королей. Один из самых дотошных биографов Наполеона — А.С. Трачевский — обобщал: «У его секретарей костенели руки, у адъютантов и курьеров подкашивались ноги. Не говоря про массу повелений и указов, издано 30.000 одних его писем, да недостаёт ещё тысяч 50»[506].
Да, секретарям Наполеона знающие люди очень сочувствовали (если не сказать соболезновали). Они воистину не знали «ни сна, ни отдыха» целыми сутками. Дело в том, что Наполеон почти ничего не писал собственноручно. Все, за редким исключением, свои декреты, приказы, запросы, прокламации, бюллетени, письма он диктовал — зачастую два совершенно различных документа двум разным секретарям одновременно! — ибо «рука его не успевала за скоростью его мыслей», которые фонтаном били из него и притом в законченном виде, «подобно тому, как вооружённая Минерва выпрыгивала из головы Юпитера»[507]. Удивляясь тому, как много разнокалиберных дел успевал Наполеон решать ежедневно, надо ещё учитывать, что половину своего времени он как государь провёл в боях и походах от египетских пирамид до Московского Кремля, дал не менее 60 сражений — больше, чем Александр Великий, Ганнибал, Цезарь, Фридрих Великий и Суворов вместе взятые. Ведь он рассылал тысячи директив во все концы своей империи не только из Парижа, но также из Рима, Вены, Мадрида, Берлина, Москвы и с походных биваков до и между битвами. «Это был единственный человек на Земле, который на протяжении всей своей жизни не мог сидеть ни минуты сложа руки», — так сказал о фантастической работоспособности Наполеона его министр юстиции граф М.Л. Моле. Столько успеть и вынести к 46 годам жизни мог, разумеется, только гений, но к тому же ещё, по выражению Гёте, «человек из гранита»[508]. Как тут не вспомнить сказанное одним из учителей Бриеннской военной школы о юном Наполеоне: «Он сделан из гранита, но внутри у него вулкан».
Из негативных свойств личности Наполеона главным был его деспотизм. Как всякий деспот, он, по признанию даже его почитателей, был «невысокого мнения о человеческом роде»[509] (вспомним здесь откровение Александра I: «все люди — мерзавцы»[510], или позднейшую сентенцию Л.Д. Троцкого обо всех нас: «…злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми»[511]). Безусловно, у Наполеона были исключения из «человеческого рода» — его родные, друзья, боевые соратники, любимые женщины. Но к большинству человечества он относился бездушно и мог любого из окружающих за любую (пусть даже непозволительную) провинность обидеть, унизить, оскорбить. После солдатски грубой головомойки, которую он устроил Талейрану (уже заподозрив его в измене), старый лис только вздохнул: «Как жаль, что такой великий человек так дурно воспитан!»[512] В приступах гнева, которым Наполеон был подвержен (а то и разыгрывал их артистически, на зависть самому Тальма), он не щадил и самых близких друзей, зная, что никто из них, кроме Ланна, не рискнёт ему перечить.
Показательно для него как деспота отношение к женщинам. Да, он почитал свою «маму Летицию», любил всех сестёр и обеих жён, влюблялся в других женщин, искренне называл Марию Валевскую «ангелом». Но вообще он считал прекрасную половину человечества умственно и духовно неполноценной, усматривая главные её грехи в несерьёзности, непостоянстве и особенно в неуемной тяге к болтливости. Читатель, должно быть, запомнил сцену, представленную в первом томе «Наполеона Великого», когда первый консул властно рекомендует Лауре Пермон (будущей герцогине д'Абрантес) вписать в её герб такие слова: «Всё видеть, всё слышать и обо всём сразу же забывать». Женщин, которые пытались влиять на политику, Наполеон просто не выносил, о чём наглядно свидетельствует его неприязнь и даже репрессии против Жермены де Сталь и хозяйки одного из модных салонов в Париже Жюли Рекамье (их обеих он выслал из Парижа, а де Сталь позднее — ещё из Франции).
Одной из самых дурных черт Наполеона — деспота была его привычка вмешиваться в брачные дела своих подданных: он либо запрещал им жениться, либо требовал развестись с жёнами, мотивируя свои капризы, как ханжа и скряга. Маршалу Бертье он не разрешал жениться на маркизе (!) Джузеппине Висконти, как ветренице, а генералу Коленкуру — на фрейлине своего двора Адриенне де Канизи, как разведённой. В то же время он требовал, чтобы его брат Люсьен развёлся со своей супругой — вдовой разорившегося спекулянта Александриной Жубертон, неприлично безродной для члена императорской фамилии, — обещая ему взамен ни больше ни меньше как трон в Испании или Португалии. Люсьен отверг предложенную сделку и рассорился с Наполеоном на 12 лет.
Деспотический характер Наполеона заставлял его подданных задумываться над судьбами империи. Они и восхищались «повсюдностью» императора, и боялись её, понимая, что если он так самовластно держит огромную империю в своих руках, то стоит ему пасть (в бою, от болезни, жертвой заговора или несчастного случая), как рухнет и вся империя. Ведь никто другой в роли государя не смог бы следовать его принципу: «Для правительства нерешительность государей-то же, что и паралич в членах тела»[513]. Многие сознавали, что должен быть предел возможностям любого гения, и опасались, как бы Наполеон не обрушил страну в глубочайшую пропасть. Самые проницательные (раньше всех — Ш.М. Талейран) замечали, что к 1810 г., когда могущество наполеоновской империи было в апогее, военная машина Наполеона уже перенапряглась и грозила отказать. Разгромив подряд пять коалиций, его солдаты устали, а генералы и маршалы пресытились победами. Ведь все эти бывшие пахари, конюхи, бочары, половые, бывшие солдаты и сержанты стали не просто маршалами, а баронами и графами, герцогами и князьями, принцами и королями, сами превратились в
