Станислав Сапрыкин - Сталинские соколы. Возмездие с небес

Второй раз за один вылет сажаю самолет, выключаю двигатель и при помощи механика открываю колпак. Прыгаю на траву в ожидании приказа следовать к подполковнику Мадеру для очередного нагоняя. Но по шапке сегодня я не получил, и не потому, что командир прочувствовался моими подвигами, праздновать восемь побед, включая две мои, некогда, как и некогда оплакивать потери одного самолета штабного звена с пропавшим без вести летчиком и двух погибших бомбардировщиков. Русские могут в любой момент прилететь крупными силами штурмовиков и сравнять наш аэродром с землей. После спешной заправки самолетов Штаб 54-й эскадры отводится на сто пятьдесят километров западней в Динабург.

17 июля мы, как обычно, торопливо проглотив обед в аэродромной столовой, после построения занимались практическими занятиями на аэродроме, когда поступил приказ командира эскадры тремя штабными парами под его лидерством следовать на прикрытие наших войск от ударов с воздуха в район железнодорожной станции населенного пункта Остров, южнее которого сегодня русские прорвали линию «Пантера».

На часах 15 часов 30 минут. Лететь достаточно долго, но световой день еще длинный, пары набрали четыре километра и пошли на юг.

Мы не сразу обнаружили низколетящие штурмовики под прикрытием истребителей, заходившие на Остров с юга, но когда мы их увидели, спасения от пикирующих с высоты ФВ-190 не было.

С одним оторвавшимся от своей группы Илом у меня получилась целая дуэль, продолжавшаяся несколько минут на высоте менее одного километра. Пилот штурмовика, зная, что оторваться от меня невозможно, пытался стать в вираж на небольшой скорости, надеясь, что я проскочу вперед и подставлюсь под его пушки. В первом заходе я действительно проскочил, лишь слегка зацепив «цементированный бомбардировщик». Он даже успел произвести штурмовку наших позиций на земле, а его стрелок вел неуверенный огонь в мою сторону. Но шансов у одиночного Ил-2 не было. Развернувшись, я опять догнал его с задней полусферы и огнем всего оружия отстрелил деревянные части хвостового оперения и консоли. Лишенный подъемной силы бронекорпус рухнул на землю. Экипаж даже не воспользовался парашютами. Смерть собрала еще одну малую жатву на большой войне.

Когда все пары сели, мы увидели, что потерь в штабе нет, мало того, эскадра записала на свой счет девять побед. Командир Мадер сбил три Ил-2, отличились фельдфебели Вернер и Гюнтер, одержавшие, как и я, по одной победе. Еще два самолета сбили зенитчики.

В отличие от многих своих коллег, я не критиковал распоряжения Мадера, особенно публично. Ну, во-первых, в штабе я был человек новый и считал, что не стоит зарабатывать себе дешевый авторитет, ругая начальство «за глаза», во-вторых, обязанности немецкого солдата – выполнять приказы командиров, какие бы они ни были. Антон Мадер, видимо оценил мое служебное рвение, назначив ответственным за подготовку прибывающих добровольцев.

После прорыва русскими линии «Пантера» оставаться в Динабурге, к которому приближались советы, было нельзя, и Штаб 54-й Эскадры перелетел дальше на северо-запад в Иаковштадт. Распоряжением командира Мадера, распознавшего во мне талант инструктора, я перевелся в Четвертую Группу, только месяц назад пересевшую на ФВ-190 и испытывающую нехватку опытных пилотов.

Летом наша страна смогла значительно увеличить выпуск самолетов всех типов, особенно одномоторных истребителей, и новые Ме-109 и ФВ-190 усиленно поступали в части. К 27 июля все три эскадрильи Четвертой Группы из Демблина и Ирены были сведены на одном аэродроме Пястув западнее Варшавы, куда на своей птичке перелетел и я. Командиром группы уже около двух месяцев был майор Вольфганг Шпете – до отправки на фронт опытный летчик-испытатель командир отряда новейших реактивных машин. Говорили, что у него был конфликт с самим Герингом, и рейхсмаршал, отстранив Шпете от командования реактивным подразделением, в качестве наказания отправил его на Восточный фронт.

Командир Шпете провел со мной короткую ознакомительную беседу, сводившеюся к характеристике нашего тяжелого положения на фронте и необходимости скорейшего ввода в строй прибывающих курсантов, поскольку наземные войска, теснимые «красными» от Балтики до Черного моря, нуждались в непосредственной поддержке.

Майор не открыл ничего нового, к моему прибытию в группу Вермахт уже оставил Брест, Люблин, Львов и Пшемысль, русские готовились вторгнуться в Румынию. Потери авиации все равно превышали пополнения, несмотря на увеличение выпуска самолетов. Затыкать бреши на всем протяжении Восточного фронта должны были не более полутора-двух тысяч самолетов всех типов.

Больше, чем непосредственные задачи, меня интересовал вопрос политики, если так можно сказать. Разглагольствования капитана Франца из штаба внесли в мою душу определенное смятение о правильности нашего курса, а покушение на Адольфа Гитлера, состоявшееся неделю назад, добавило растерянности.

Командир увидел гримасу неуверенности на моей физиономии и спросил. что-нибудь еще интересует вас, лейтенант?

Я собрался с духом и задал вопрос о последствиях нынешнего положения на фронтах и ситуации в Берлине.

Майор посмотрел на меня прищурившись, но с добродушной улыбкой. – Наше дело сражаться во имя германского народа, мой друг. Те, кто задумали покушение, я думаю, по-своему любят родину, и они не предатели, фюрер любит ее по-своему. А для нас с вами главное – насколько мы ее любим.

Больше всего на свете сейчас я бы хотел наступления мира, но быть миру или войне, решают политики и правительства, не спрашивая солдат. А солдаты должны выполнять приказы и верить в победу, до последнего часа. – А будет ли эта победа?

Я начал войну в сорок первом, тогда нам обещали победу за несколько месяцев, и мы были намного сильнее. – Я лично не имел чести общаться с фюрером, но те из высшего командования Люфтваффе, включая моего бывшего командира, самого Большого Германа, кто имел эту честь, утверждают, что Гитлер обладает уникальным даром вселять в подчиненных уверенность в победе. Что касается возможных последствий инцидента 20 июля, возможно, самое худшее, если для полной лояльности нас захотят превратить в «эскадрилью прикрытия СС» и переподчинят рейхсфюреру.

Конечно, это была шутка Шпете, но в ней был горький намек на то, что Вермахт и Люфтваффе, будучи добровольной организацией патриотов-профессионалов, могут постепенно превратиться в охранные отряды партии.

Моим непосредственным начальником и ведущим стал гауптманн Рудольф Клемм. Несколько лет назад на западе он получил тяжелое ранение в голову и ослеп на один глаз, так что мы шутили, что являемся парой «слепых» и у нас на двоих только по одному видящему глазу. Кроме того, до прибытия на Восточный фронт Клемм несколько месяцев с его слов «провалялся» в госпитале, где ему ампутировали два пальца на ноге. Так что я вполне мог считать своего ведущего товарищем по увечьям. В эскадрильи я начал знакомится с прибывшими курсантами. – Хайль Гитле!», – поприветствовали меня новички.