А Лурье - Адмирал Г И Бутаков

Грубый окрик унтер-офицера вернул мальчика к унылой действительности. Гриша поспешно переменил ногу. Автоматически, как заводные игрушки, маршировали колонны кадет. Оглушительно трещал барабан. Качалов и его помощники бранились, раздавая направо и налево пинки и подзатыльники. Качалов до самозабвения увлекался "шагистикой". За малейшую ошибку он грозил "спустить шкуру".

Директор корпуса адмирал Иван Федорович Крузенштерн был человеком добрым и гуманным. Он пригласил в корпус лучших преподавателей. Грубое обращение с воспитанниками он запрещал. Телесные наказания разрешалось применять только в "чрезвычайных случаях". Но Качалов и ему подобные нарушали приказ директора. Высмеивая директора за "мягкотелость", они старались доказать, что его методы воспитания "обессилят флот приливом никуда негодных офицеров-белоручек".

* * *

Воскресные дни Гриша Бутаков проводил в доме своего дяди, капитана 1 ранга Александра Николаевича Бутакова, служившего в столичном департаменте. Дядя был скупым, неприветливым человеком, и дни, проведенные у него, доставляли мальчику мало радости. Вот почему, несмотря на обстановку суровой муштры, царившую в корпусе, Гриша нередко с чувством облегчения возвращался туда после воскресного отдыха.

Однако пребывание в доме дяди оказало на Гришу и положительное влияние. Дядя привил ему научную любознательность, трудолюбие, интерес к технике, стремление к изобретательству.

Уже тогда, в годы отрочества, в характере Бутакова проявились как положительные черты - твердость и целеустремленность, принципиальная правдивость и честность, так и отрицательные - скрытность и чрезмерная обидчивость. В этом отношении интересно письмо Бутакова отцу, где он вспоминает эпизод детства, особенно запечатлевшийся в его памяти. Однажды Гриша и его двоюродные братья нашли на чердаке дядиного дома никому не нужный, всеми забытый ящик раковин. Продавая изредка раковины богатый одноклассникам, они получали таким образом возможность покупать лакомства. Дядя узнал, что у мальчика появились деньги. Сильно разгневанный, oн обвинил его в краже денег из кабинета. "Это было мне сильным ударом, - с глубоким волнением вспоминает Бутаков. - Слово "воровать" поразило меня, и чтобы доказать, что я не воровал, я рассказал, что гривенник, на который Ванюшка побежал купить леденцов, я не украл, а получил за раковину, которую взял на чердаке... как заброшенную вещь. Что же касается до того, чтобы брать из кабинета деньги, то поверьте мне, милый тятинъка, что я не только никогда не был способен на это, но помню хорошо, что и в корпусе был всегда честным; потеряв платок, никогда не "сводил" у другого; даже за потерянную пуговицу готов был всегда отдать несколько булок, а сам не есть, нежели потихоньку "отвинтить" у другого..."{6}.

Большую радость доставляли кадету Бутакову ежегодные учебные плавания между Петербургом и Кронштадтом. Его неудержимо влекли море и морская служба. Здесь не было удушливой атмосферы корпуса с бесконечной маршировкой и розгами.

Учился Гриша хорошо. Особенные способности проявил он в изучении математики и иностранных языков. К последним он относился весьма серьезно, понимая, насколько важно для морского офицера знание языков. Впоследствии, отправляясь впервые в заграничное плавание, Григорий Бутаков с гордостью писал своему отцу: "Если меня пошлют на шхуне заграницу, у меня есть талисман, которым немногие обладают: я буду нужен своему командиру, как драгоман (переводчик. - Авт.), если он сам не силен в языках (в чем я почти не сомневаюсь), и вообще, как офицер, знающий языки"{7}.

9 января 1836 года шестнадцатилетний гардемарин Бутаков успешно окончил Морской корпус и летом ушел в первое практическое плавание по портам Балтийского моря на фрегате "Венус", а летом следующего года плавал на фрегате "Александр Невский". На этом практическая учеба Бутакова закончилась.

Офицер флота

23 декабря 1837 года Григорий Бутаков был произведен в мичмана и послан на Черноморский флот.

Здесь его зачислили в 3-й флотский экипаж и назначили на линейный корабль "Силистрия" флаг-офицером к адмиралу М.П. Лазареву. Деятельность выдающегося русского мореплавателя и флотоводца М.П. Лазарева занимает видное место в истории отечественного флота. Воспитывая моряков в духе лучших передовых традиций русского военно-морского искусства, адмирал Лазарев добился того, что Черноморский флот по организации и боевой подготовке превзошел лучшие иностранные флоты.

За время своего командования флотом (1834-1851 годы) он фактически заново создал флот. В Севастополе, Николаеве и Херсоне было построено около 125 различных судов, в том числе 16 линейных кораблей, 9 фрегатов, 7 корветов, 11 бригов в 25 канонерских лодок. Качество построенных кораблей было исключительно высоким. Впервые на Черноморском флоте появились 120-пушечные линейные корабли. Правильно оценив значение бомбических пушек, стрелявших разрывными снарядами (бомбами), Лазарев вооружил ими линейные корабли и пароходо-фрегаты.

Строя Черноморский флот, Лазарев одновременно создавал для него в Севастополе главную базу. Он лично руководил разработкой проекта нового Адмиралтейства и сам возил проект в Петербург, где добился его утверждения.

Лазарев предвидел, что будущее принадлежит железному паровому флоту. Поэтому он стремился ввести в состав Черноморского флота не только деревянные, но и железные пароходы. При нем Черноморский флот пополнился шестью пароходо-фрегатами и 28 пароходами.

На Черноморском флоте постоянно проводилась усиленная боевая подготовка, почти непрерывно морякам-черноморцам приходилось участвовать в боевых действиях у кавказского побережья. Только с 1833 по 1841 год на восточном берегу Черного моря было занято одиннадцать населенных пунктов. Здесь были построены укрепления, в том числе Новороссийск, Геленджик, форт Вельяминовский (Туапсе) и форт Навагинский (Сочи).

Боевые действия в восточной, части Черного моря Лазарев сумел использовать для повышения уровня боевой подготовки флота. Он строго следил за тем, чтобы все офицеры Черноморского флота прошли через эту школу боевой практики.

Целью боевой подготовки было детальное изучение морского дела экипажами всех кораблей, начиная с матросов и кончая командирами. Лазарев требовал от офицеров, чтобы они учили подчиненных исполнять свои обязанности не механически, а отчетливо представляя значение своих действий в боевой обстановке. Естественно, что таким воспитателем мог быть только офицер, в совершенстве знающий военно-морское дело. "Морское дело наше, - говорил Лазарев, - требует постоянных занятий в оном... Морской офицер, не зная дела своего во всех подробностях, никуда не годится"{8}. Сам Лазарев в этом был непревзойденным образцом.