Паола Педиконе - Тарковские. Отец и сын в зеркале судьбы

В городе образовались рабочие отряды. В начале ноября они арестовали некоторых промышленников и членов городской думы. В январе пришло известие, что в Петрограде большевики разогнали Учредительное собрание. Началась Гражданская война.

15-летний Валя Тарковский, как многие тогда на Украине, увлекся идеями анархистов и стал возвращаться домой поздно вечером. Глаза его блестели, как у кокаинистов. Он ходил в гимназию с семизарядным ковбойским кольтом на поясе. В ствол этого кольта Арсений без труда вставлял большой палец.

Домой к Тарковским явился директор гимназии Милетий Карпович Крыжановский и сказал Александру Карловичу:

– Ваш сын является в гимназию вооруженным. Я дал ему понять, что это запрещено правилами для учащихся. Он заявил мне, что в правилах этого нет. Однако же это вытекает из них по логике вещей, хотя и не говорится напрямую. Ваш сын объясняет свое поведение тем, что он член комитета анархистов и без оружия не имеет права ходить по городу. Я не оспариваю тот факт, что мы живем в очень тревожное время, но моя гимназия и – огнестрельное оружие!

Александр Карлович и директор заперлись в кабинете, а Валя сказал Арсению: «Айда к тете Вере!» И они потихоньку ушли из дома.

У тети Веры, жившей за вокзалом, в этот вечер гостила Лена, сводная сестра Валерия и Арсения. Сестру и братьев поили сладким горячим чаем. Разговор велся медленно, с большими паузами между фразами a la чеховская пьеса.

Тетя. Стреляют, опять стреляют! Десять правительств сменилось… Господи, когда же все это остановится!

Дядя. Никогда. Теперь вот Маруська Никифорова пришла. Ясное дело, что это временно.

Л е н а. А кто она такая?

Тетя. Говорят, ее мужа кто-то расстрелял, вот она и мстит всем подряд. Объявила себя анархисткой, бронепоезд захватила. А с собою повсюду возит сына. ну вот такого, как Арсик, не больше.[4]

Дядя. Любите вы, женщины, всякие романтические истории! А по мне, все просто – дорвалась баба, простая мещанка до власти и крушит все подряд. Ей сам процесс нравится, а что и зачем, она и не думает.

Л е н а. Тетечка, пойди в погреб, а то еще попадут в дом.

Тетя. А ты?

Лена. У меня еще дело есть. Вот дошью рукав и пойду.

Тетя. Нет, вроде все затихло… Почитай лучше, Леночка.

Лена. Да ты заснешь.

Тетя. Ну, засну. А ты все равно почитай.

Лена. Что читать-то?

Тетя. Да хоть «Баскервилльскую собаку». Валя, Арсик, может, вы еще чаю хотите?

Арсений. Нет, спасибо. Уже поздно, мы пойдем.

Тетя. Осторожно только! Лучше какими-нибудь задворками, вы же, мальчишки, хорошо их знаете.

Братья уходят. Валя старше Арсения на три года, у него уже пробиваются усы. Ходит он вразвалочку, подражая морякам.

На одной из улиц братьев останавливает патруль.

– Стой! Осадное положение!

– А вы кто такие? – спрашивает Валя.

– Первый украинский сводный полк имени товарища Федотовой.

Братьев ведут в кутузку – бывшее юнкерское кавалерийское училище, где не так давно преподавал математику их дядя Саша. Мальчишек запирают в одной из комнат, и они долго сидят в темноте с какими-то людьми. Наконец издалека слышатся голоса:

– Где хлопчик?

Выводят одного Арсения и ведут по коридорам. Он узнает их – три года назад он был здесь на елке. Приводят в кабинет начальника училища. За столом сидит знаменитая в здешних местах атаманша Маруська Никифорова в серой бекеше из генеральского сукна, обшитой смушкой. Она среднего роста, русые с пепелинкой волосы, пенсне с черным шнурочком, вялый рот. Рядом ее адъютант: стоит орлом, горбатый нос, чуб из-под кубанки, короткие усики, наглые дивные черные очи, галифе с лампасами, ноги кривые, в руке нагайка.

Маруська Никифорова – голосом учительницы:

– Кто взял хлопчика? Адъютант – эхом:

– Хто узял хлопчика? Она:

– Я велела хлопчиков не брать.

Он:

– Расследовать.

Атаманша выдвигает ящик стола, достает конфету в яркой бумажке, протягивает Арсению:

– На! Йды домой!

Арсений, не протягивая руки за конфетой, просит:

– Отпустите брата.

– А якого он року?

– Он большой.

– Больших я велела брать. На конфетку, йды. Арсений берет конфету. Маруська, встав из-за стола, поглаживает его по голове:

– Гарный хлопчик…

Одному из казаков она велит отвести Арсения домой и взять от родителей расписку, что довел благополучно. Казак идет по коридорам училища, чертыхаясь и приговаривая «обрыдло все». Временами он как-то жалобно стонет.

Наконец Арсений с провожатым до бираются до дома. У Марии Даниловны белое лицо.

– Где ты был? Где Валя?

– Нас арестовала Маруська Никифорова.

– Атаманша, – многозначительно добавляет казак и просит дать расписку.

Мария Даниловна пишет: «Арсения Тарковского, ученика 3-го класса гимназии Крыжановского, доставили домой и проводили благополучно».

Казак берет расписку и молча уходит.

– Она дала мне конфету, – хвалится Арсений. Мать в ужасе.

– Брось, брось ее! А где Валя?

– А его оставили, не пустили.

– Господи милосердный! Александр, ты слышишь – Валя арестован!

– Доигрался со своим кольтом, мальчишка! – отзывается Александр Карлович.

Мария Даниловна в истерике:

– Надо его спасать! Идти туда! Нет, постой, они заберут и тебя. Пойду я сама!

Александр Карлович удерживает ее, но Мария Даниловна одевается и уходит. Александр Карлович не выдерживает и срывается вслед.

– Не вздумай уходить из дома! – кричит он сыну. Арсений остается один.

Брат

Елизаветград. 1914-1919

Брату Арсением Тарковским посвящены стихи, несколько новелл из книги «Константинополь» и разрозненные воспоминания.

Мой брат как-то должен был читать в гимназии реферат о каналах на Марсе. Тогда все этим очень увлекались; на Марсе обнаружили каналы, которые, как все думали, были построены руками живых существ. Кстати, когда оказалось, что это не так, я ужасно расстроился!

Так вот, брат очень долго готовился, писал реферат о каналах. Потом читал его в гимназии… Всем очень понравилось, ему долго хлопали. Мне тоже захотелось поучаствовать в его торжестве, я вышел и сказал: «А теперь я покажу вам, как чешется марсианская обезьяна». И стал показывать. И услышал громкий, чтобы все услышали, шепот мамы: «Боже мой, Арсюша, ты позоришь нас перед самим Милетием Карповичем!» Меня схватили за руку и увели домой, я всю дорогу плакал. Дома нас ждал чай с пирогами, все хвалили брата, а он гордо говорил: «Вы оценили так высоко не мои заслуги, а заслуги современной наблюдательной науки о звездах». А потом, окончив свою речь, сказал: «А теперь пусть он все-таки покажет, как чешется марсианская обезьяна».

Еще в ушах стоит и гром и звон:У, как трезвонил вагоновожатый!Туда ходил трамвай, и там былаНеспешная и мелкая река —Вся в камыше и ряске.

Я и ВаляСидим верхом на пушках у воротВ Казенный сад, где двухсотлетний дуб,Мороженщики, будка с лимонадомИ в синей раковине музыканты.Июнь сияет над Казенным садом.

Мы оба(в летних шляпах на резинке,В сандалиях, в матросках с якорями)Еще не знаем, кто из нас в живыхОстанется, кого из нас убьют…

В октябре 1919 года кто-то сообщил Тарковским, что их старший сын убит на Большаковских хуторах, в перестрелке с бандой григорьевцев. Никто в доме в это не поверил. Не верил Александр Карлович, не верила тетя Вера, не верила Мария Даниловна. Но, чтобы окончательно убедиться в своем неверии, ходила смотреть трупы. С собой она брала младшего сына.