Василий Молоков - Родное небо

Самолеты и оборудование станций были отправлены по железной дороге в Самару. Наш отряд прибыл туда несколько раньше. Разместились мы в духовной семинарии. На верхнем этаже - семинаристы, внизу - мы. Жили мирно. Семинаристы старались держаться от нас подальше, как от чертей, да и мы не докучали им. С нетерпением ждали самолетов. Наконец они прибыли, но... без крыльев. Где-то, видно по злому умыслу, отцепили от состава платформу с крыльями. А тут - тревога! На Самару наступают белочехи. Как известно, в мае 1918 года чехословацкий корпус, сформированный в царской армии из пленных чехов, поднял контрреволюционный мятеж. Первый бой наш отряд, срочно организованный из ста пятидесяти моряков, принял под Самарой на станции Липяги вместе с красноармейцами и рабочим ополчением.

Наша передовая цепь растянулась километра на два, каждый боец вырыл себе небольшой окопчик. Установили пулеметы, снятые с разобранных самолетов. Впереди колышками наметили дистанцию для прицела. Я вспоминаю, как все спокойно и уверенно делалось, хотя за нашей передовой цепью никого не было, да и вооружены мы были слабо.

Утром из небольшого леска появилась конная группа белочехов. Они намеревались обойти нас с фланга. Но тут ударило наше орудие. Снаряд угодил прямо в центр вражеской группы. Послышались крики, ржание лошадей. Конники остановились, среди них началась паника. Однако, оправившись от неожиданного удара, чехи двинули на нас свою пехоту. Стрелки шли в полный рост плотным строем, на ходу стреляли. Мы лежали в окопчиках и, чтобы огонь вести точнее, ждали, когда они до колышков дошагают. Стреляли мы неплохо, но силы были слишком неравными. Против полутора тысяч наших бойцов наступало более двенадцати тысяч чехов. Пришлось нам отступать к Самаре. Наш путь лежал через глубокие овраги и реку Самарку, которая делала здесь несколько крутых поворотов. Преодолевали мы реку вплавь три раза. Многие бойцы бросались в воду, не рассчитав сил, и тонули. Я же помнил, как учил нас некогда усатый моряк быть осмотрительными. Поэтому, прежде чем плыть, делал передышку, выбирал место, где, как мне казалось, течение было не такое быстрое и глубина поменьше. Тем не менее, переплывая реку в третий раз, я совсем обессилел и, наверное, утонул бы, если бы не помощь одного моряка. Он лежал почти у самого берега в воде и уже не мог двигаться. Однако, услышав мой крик, моряк протянул мне свою ослабевшую руку. Далеко была эта рука - не ухватишься. Но так благотворно подействовал на меня этот жест, что заставил сделать еще несколько рывков. Еле выбрались мы на берег с моим спасителем, отдышались, поднялись и, поддерживая друг друга, пошли по направлению к городу.

Из Самары почти всех моряков отправили пароходом в Нижний Новгород, где спешно создавалась военная речная флотилия и авиационный гидроотряд.. Нескольких механиков, в том числе меня и моего друга Гришу Побежимова, с которым мы вместе работали еще на острове Дегербю, командировали под Петроград, в Красное Село. Там находилась авиашкола высшего пилотажа. Наконец-то я стал самостоятельно работать бортмехаником сухопутного самолета марки "Сопвич".

В школе почти все самолеты были иностранных марок. Старые, изношенные, они требовали ежедневного профилактического осмотра и мелкого ремонта после каждого вылета. Горючее, авиационное масло приходилось доставать с неимоверным трудом. Для некоторых моторов использовали касторку. На ней мы и картошку жарили, которую иногда удавалось добывать на соседних огородах.

Сутками не выходили мы из ангара. Мерзли, голодали, бывало, по два дня ничего не ели, а работу не прекращали.

Наши пилоты летали к Нарве на разведку, в агитполеты с листовками.

С фронтов приходили все более тревожные вести. С севера надвигались войска империалистов Антанты. В августе 1918 года англо-американские интервенты заняли Архангельск, эскадра англичан подошла к устью Северной Двины. По указанию В. И. Ленина туда спешно перебрасывались красные авиаотряды. Было отдано распоряжение направить на Северный фронт и гидросамолеты. Я, как пришедший из морской авиации, был зачислен бортмехаником в готовившийся к перебазированию Камский гидроотряд.

В феврале 1919 года наш небольшой отряд - три летчика, три бортмеханика и обслуживающий персонал - переправили в Котлас. Туда по Северной Двине после вскрытия льда должны были прибыть самолеты, боеприпасы и оборудование. Ждем с волнением, когда же вскроется река. И вот в одно утро она разбудила нас грохотом и шумом. Начался ледоход на могучей северной реке! Это было грандиозное зрелище. Огромные льдины неслись, налезали одна на другую, становились торчком, чтобы потом с шумом обрушиться в полыньи. Все бурлило, кипело вокруг, крутые волны взламывали ледяную корку...

Через несколько дней по стихшей полноводной реке пришел пароход с баржей, на которой стояли три гидроплана М-5. Мы тотчас же принялись за работу: чистили самолеты, проверяли материальную часть. Жили все тут же, на пароходе. Когда машины были в полной готовности, отряд отправился на пароходе, тянувшем баржу, вниз по Двине к Архангельску.

В нашем отряде все пилоты были бывшими офицерами царской армии. С нами, рядовыми, они почти не общались, держались строго и довольно отчужденно. Я был назначен бортмехаником к офицеру Шлаттеру.

Что же за самолет был наш М-5? Это отечественной марки гидроплан, сконструированный инженером Григоровичем. Крылья - нижние и верхние обтянуты специальным полотном, корпус - из фанеры с одной открытой кабиной для летчика и бортмеханика. Впереди был установлен пулемет. Мощность мотора - 80 лошадиных сил, предельная скорость - 128 километров в час, высота - 1900 метров. По тому времени - очень высокие показатели. Конструкция этого небольшого биплана была крайне примитивна. Но он обладал отличной устойчивостью и достаточно высокой маневренностью. М-5 был принят на вооружение как морской разведчик.

Наконец настали дни полетов. На рассвете мы идем к вражеским позициям. Под крыльями подвешены две бомбы по 50-100 килограммов. Берем с собой и агитационную литературу - газеты, листовки. Свободного места в самолете совсем нет. Я буквально завален пачками. Сперва идем в сторону палаточных городков неприятеля. Над ними я сбрасываю газеты и листовки. Они веером летят к земле. Затем направляемся к устью реки, где стоят корабли.

Как навести самолет на цель? Ведь соответствующих приборов нет. Да и для бомбежки М-5 совсем не оборудован. Однако у нас с командиром все было заранее обдумано. Соорудили и приладили рычаги для сбрасывания подвешенных бомб. На внешней стороне борта я сделал "прицел" - набил три гвоздя треугольником под углом 45 градусов, как рассчитал Шлаттер. Смотрю через этот прицел вниз, рукой показываю летчику - вправо или влево надо довернуть. Как только в треугольник попадает очертание корабля, даю знак Шлаттеру. Он выдерживает машину в горизонтальном положении на установленной по его же расчету высоте для бомбометания - 1200 метров, и я дергаю рычаги. Бомбы летят вниз. Теперь надо как можно скорее удирать, пока в воздух не поднялись вражеские истребители. Шлаттер дает полный газ. На небольшой высоте пересекаем линию фронта. С земли раздаются выстрелы. Красноармейцы принимают нашу машину за вражескую, а мы не можем сообщить о себе, так как у нас нет никакой связи с землей. Опознавать же самолеты тогда еще не умели. Ведь в то время они были большой редкостью.