Иван Киреевский - Разум на пути к Истине

В это же время Пушкин предложил москвичам начать издавать журнал, который решили назвать «Московский вестник»[25]. Все эти «москвичи» были ближайшие друзья Ивана Васильевича, вместе с которыми 24 октября 1826 г. он был приглашен отпраздновать начало предприятия торжественным обедом в доме Федора Степановича Хомякова (на Петровке, сразу за Большим театром). Идея издания журнала, который есть «необходимый проводник между ученостию немногих и общею образованностию»[26], витала в обществе «архивных юношей». Они видели в журнале верное средство к просвещению, а просвещение, согласно столь почитаемым ими немецким «любомудрам», в свою очередь вело к самопознанию народа, определению его места в истории человечества. Вот как писал об этом в 1826 г. Дмитрий Веневитинов, которого И.В. Киреевский почитал тогда за создателя отечественной философии, в статье, предназначавшейся для «Московского вестника»: «Всякому человеку, одаренному энтузиазмом, знакомому с наслаждениями высокими, представлялся естественный вопрос: для чего поселена в нем страсть к познанию и к чему влечет его непреоборимое желание действовать? «К самопознанию», — отвечает нам книга природы. Самопознание — вот идея, одна только могущая одушевить Вселенную; вот цель и венец человека. <…> История убеждает нас, что сия цель человека есть цель всего человечества; а любомудрие ясно открывает в ней закон всей природы. С сей точки зрения должны мы взирать на каждый народ как на лицо отдельное, которое к самопознанию направляет все свои нравственные усилия, ознаменованные печатью особенного характера. Развитие сих усилий составляет просвещение; цель просвещения или самопознания народа есть та степень, на которой он отдает себе отчет в своих делах и определяет сферу своего действия»[27].

Иван Васильевич отдал в новый журнал свою первую статью: «Нечто о характере поэзии Пушкина». В истории русской литературы это был первый серьезный критический разбор сочинений поэта. Двадцатидвухлетний автор, рассматривая творчество Пушкина как развитие и становление поэтической личности, сопоставляет его с явлениями европейской литературы. Киреевский впервые устанавливает основные принципы своего анализа: какое бы явление русской жизни — будь то современная русская литература, русская государственность, своеобразие духовного развития России — ни подверглось в дальнейшем его критическому рассмотрению, он всегда будет говорить о его внутренней эволюции, соотнося его с европейской цивилизацией. В.А. Жуковский с радостью отозвался на статью своего ученика в письме к его матери: «Я читал в «Московском вестнике» статью Ванюши о Пушкине и порадовался всем сердцем. Благословляю его обеими руками писать; умная, сочная, философическая проза. Пускай теперь работает головою и хорошенько ее омеблирует — отвечаю, что у него будет прекрасный язык для мыслей. Как бы было хорошо, когда бы он мог года два посвятить немецкому университету! Он может быть писателем! Но не теперь еще»[28].

Киреевский и сам давно уже подумывал о продолжении образования в Германии, однако в Москве его удерживала глубокая сердечная привязанность: Иван Васильевич был влюблен в свою троюродную сестру Наталию Петровну Арбеневу[29]. О ее детстве и юности известно очень немного, всего лишь два, но, правда, очень примечательных факта: известно, что в детстве Наталью Петровну дважды возили к преподобному Серафиму Саровскому и старец исцелил ее от серьезной болезни[30]; с шестилетнего возраста Наталья Петровна была духовной дочерью старца Московского Новоспасского монастыря иеромонаха Филарета (Пуляшкина). Эти скудные сведения свидетельствуют тем не менее о многом: о религиозном воспитании и семейном благочестии, личном духовном опыте, полученном еще на заре жизни, глубокой вере и воцерковленности, ставших основой миросозерцания и всего строя души избранницы Ивана Васильевича. Осенью 1829 г. он посватался и получил отказ. И не потому, что Наталья Петровна была особой холодной и умной, кружившей голову Ивану Васильевичу, как думала о ней Авдотья Петровна, а потому, вероятно, что весь внутренний мир рассудительной и благочестивой барышни пришел в противоречие с мировоззрением образованного на европейский лад «архивного юноши», чьи религиозные представления были смутны и противоречивы. Удар для глубоко чувствующей натуры Ивана Васильевича оказался едва выносимым. Петр Васильевич Киреевский, в ту пору отправившийся учиться в Германию, утешал брата сочувственно и пылко: «Я получил твое письмо! Какое горькое чувство оно дало мне! И вместе какое высокое, утешительное! <…> С какой гордостью я тебя узнал в той высокой твердости, с которой ты принял этот первый тяжелый удар судьбы! Так! Мы родились не в Германии, у нас есть Отечество. И может быть, — отдаление от всего родного особенно развило во мне глубокое религиозное чувство, — может быть, даже и этот жестокий удар был даром Неба. Оно мне дало тяжелое, мучительное чувство, но вместе чувство глубокое, живое; оно тебя вынесло из вялого круга вседневных впечатлений обыкновенной жизни, которая может быть еще мучительнее. Оно вложило в твою грудь пылающий угль; и тот внутренний голос, который в минуту решительную дал тебе силы, сохранил тебя от отчаяния, был голос Бога»[31].

Хотелось бы думать, что тяжелая личная драма подвигла Ивана Васильевича к христианскому осмыслению жизни. Так, в письмах начала 1830 г. слышится голос человека, глубоко размышляющего над духовным смыслом повседневных событий: «Вот одно правило, которое я всегда почитал истинным, в которое верю еще и теперь, ибо понимаю его ясно и необходимо; вот оно: если сегодня я страдаю невинно, то, верно, вчера я был виноват в том же безнаказанно и способен был сделаться виновным завтра, а наказание только предупредило, вылечило меня наперед, как горькое кушанье, исправляя желудок, предупреждает его близкое расстройство. Ибо Провидение несправедливо быть не может, а способность к дурному или хорошему для него равнозначительна с действительным поступком. Ибо время, которое разделяет семя от плода, для него прозрачное зеркало, воздух. Вот отчего если хочешь узнать себя, то разбери свою судьбу и перемени ее в желанную внутренним переобразованием самого себя»[32]. Место внешней образованности начинает занимать «внутреннее переобразование самого себя».

Тем временем и врачи, и родные, опасаясь за слабое здоровье Ивана Васильевича, настойчиво рекомендовали ему перемену образа жизни. Не дожидаясь выхода альманаха «Денница»[33] со своей статьей «Обозрение русской словесности за 1829 год», И.В.Киреевский, «отставной переводчик Государственной коллегии иностранных дел», в конце 1829 г. решился отправиться в Германию. Удивительно, что начинающего литератора мало волновали отклики на его новую работу. В статье он впервые поставил ту задачу, решению которой будет посвящена вся его жизнь, а ответ на нее он найдет в области, пока ему еще неведомой: «Нам необходима философия: все развитие нашего ума требует ее. Ею одною живет и дышит наша поэзия; она одна может дать душу и целость нашим младенствующим наукам, и самая жизнь наша, может быть, займет от нее изящество стройности. Но откуда придет она? <…>