Иван Киреевский - Разум на пути к Истине

Авдотья Петровна занялась обучением своих детей сама, у них не было учителей, только воспитатель, К.И. Вагнер. К десяти годам Ваня Киреевский уже прочел лучшие произведения русской и французской словесности, к двенадцати — выучил немецкий язык, имел и основательные познания по истории и математике. На полках отцовской библиотеки стояло множество философских сочинений, так что первые философские устремления Ивана были вполне удовлетворены. В 1817 г. Авдотья Петровна второй раз вышла замуж — за своего дальнего родственника Алексея Андреевича Елагина[8]. В длинные долбинские вечера разговоры о литературе с матерью перемежались философскими беседами с отчимом, и, когда летом 1821 г. семейство Киреевских-Елагиных переехало в Москву, Иван Киреевский явился в кругу сверстников хорошо образованным юношей, знакомым с последними достижениями немецкой философии, волновавшей тогда просвещенные умы. Перемена тихой усадебной жизни на шумную московскую была вызвана неотложной необходимостью: следовало завершить образование старших детей, а затем и определить их на службу. С тех пор Киреевский бывал в Долбине лишь изредка, когда в летние месяцы отчим брал его с собой для обучения хозяйствованию. Как видим, на становление личности будущего философа три человека оказали решающее влияние: мать, Авдотья Петровна, ее сводный дядя, Василий Андреевич Жуковский, и отчим, Алексей Андреевич Елагин. Все эти образованные русские люди имели весьма основательные исторические, литературные и философские познания; безусловно, они были и религиозны[9], но как-то по-европейски, философски религиозны, оставаясь достаточно далекими от Церкви. Однако пережитые глубокие скорби: раннее вдовство Авдотьи Петровны, несчастная любовь Жуковского — умягчали их сердца и упорядочивали и возвышали строй души. В одной из своих главных работ Киреевский, рассуждая о государственной истории, писал: «Развитие государства есть не что иное, как раскрытие внутренних начал, на которых оно основано»[10]. Нельзя ли сказать это применительно к человеческой личности? Семейные предания, первые душевные переживания, уклад дома, идеи, волновавшие умы воспитателей, — не есть ли это те внутренние начала, раскрытию которых будет посвящена вся дальнейшая жизнь философа?

«Архивные юноши»

В Москве Киреевские-Елагины сначала поселились на Большой Мещанской, слева от Сухаревой башни, а потом они купили себе просторный дом, с обширным тенистым садом, — близ Красных ворот, в Хоромном тупике (за церковью Трех Святителей). На Мещанской, в соседнем доме, жил сверстник Ивана Васильевича — Александр Иванович Кошелев. На всю жизнь их связала та тесная дружба, которая возникает лишь в юности, в пору совместного познания мира. Кошелев так вспоминал об этих годах: «Меня особенно интересовали знания политические, а Киреевского — изящная словесность и эстетика, но мы оба чувствовали потребность в философии. Локка мы читали вместе; простота и ясность его изложения нас очаровывала. Впрочем, все научное нам было по душе, и все нами узнанное мы друг другу сообщали. Но мы делились и не одним научным — мы передавали один другому всякие чувства и мысли: наша дружба была такова, что мы решительно не имели никакой тайны друг от друга. Мы жили как будто одною жизнью»[11].

Друзья познакомились на уроках по русской и классической словесности у А.Ф. Мерзлякова[12]. Следуя патриархальной традиции, Авдотья Петровна обучала детей частным образом, приглашая к ним педагогов по своему выбору, главным образом из Московского университета. И.М. Снегирев занимался с Иваном латынью; Х.-А. фон Шлёцер, сын известного историка, читал курс права и политической экономии, причем лекции читались по-немецки; греческому обучал преподаватель Московской практической коммерческой академии И.Д. Байла. Курс естественных наук был пройден благодаря публичным лекциям по минералогии, физике и сельскому хозяйству профессора М.Г.Павлова; лекции были особенно интересны тем, что в основании их лежали натурфилософские идеи Ф.В.И. Шеллинга. В напряженных занятиях прошли полтора года, и в конце 1822 г. Киреевский и Кошелев сдали так называемый комитетский экзамен для поступления на государственную службу. Между прочим, когда в конце 1821 г. в Москву — из археологической и этнографической экспедиции но северо-восточным губерниям России — приехал этнограф З.Я. Доленга-Ходаковский, то братья Киреевские с увлечением помогали ему в разборе коллекции. Эти занятия в известной степени определили судьбу Петра Васильевича Киреевского, посвятившего себя собиранию русских народных песен.

Весной 1824 г. Иван Киреевский и Александр Кошелев были зачислены в Московский архив Государственной коллегии иностранных дел и, приняв присягу, приступили к работе. Дважды в неделю, в понедельник и четверг, они должны были являться в архив, который располагался в старинном доме в Хохловском переулке — на Солянке. Основной задачей этого учреждения как места хранения документов Посольского приказа и всей дипломатической переписки был разбор и публикация актов внешних сношений — «Собрания государственных грамот и договоров». Эта работа началась в XVIII в., когда во главе архива стоял знаменитый историк и архивист Г.-Ф. Миллер, и еще продолжалась в 1820-е гг. при директорстве А.Ф. Малиновского. Молодые сотрудники архива[13]должны были засесть за разбор и чтение древних столбцов. Однако не пыль веков привлекала в архив столичную молодежь: Московский архив как подразделение Коллегии иностранных дел стал тем местом, где для многих началась блистательная дипломатическая или государственная карьера. «Архивные юноши», как прозвал своих коллег острослов С.А. Соболевский (увековечил это прозвище в седьмой главе «Евгения Онегина» А.С. Пушкин), задавали тон светской жизни Москвы, блистали своей образованностью и литературными талантами в салонах Авдотьи Елагиной[14] и Зинаиды Волконской. А.Ф. Малиновский, сам в молодости увлекавшийся переводами для театра, снисходительно относился к тому, что его подчиненные не столько описывали «племен минувших договоры», сколько предавались дружеским беседам и сочинительству.

Однако серьезные литературные занятия начались для Киреевского несколько раньше: в кружке преподавателя Университетского Благородного пансиона С.Е.Раича[15]; этот кружок назывался «Союз друзей» и просуществовал с 1823-го до весны 1825 года. В кружок входили преподаватели пансиона М.П. Погодин и В.И. Оболенский[16] и их воспитанники — князь В.Ф. Одоевский, В.П.Титов, С.П. Шевырев, бывший ученик Раича А.Н. Муравьев, ученик Оболенского Александр Кошелев, который и привлек сюда «архивных юношей» Ивана Киреевского и братьев Веневитиновых. Погодин писал в 1823 г.: «У нас составилось общество друзей. Собираемся раза два в неделю и читаем свои сочинения и переводы. У нас положено, между прочим, перевести всех греческих и римских классиков и перевести со всех языков лучшие книги о воспитании, и уже начаты Платон, Демосфен и Тит Ливий»[17]. Члены кружка Раича восприняли идеи немецких романтиков: в обращении к истокам национальной культуры они видели непременное условие становления национального просвещения и литературы. Развивая эту мысль, один из старших членов кружка, Оболенский, отмечал разное направление духа древних римлян и греков и считал, что вершину античной культуры составляет не мифология, а раннехристианская литература. Эта идея много лет спустя даст всходы в философии Киреевского и его единомышленников-славянофилов.