Тюремный доктор. Истории о любви, вере и сострадании - Аманда Браун
Я с раздражением отхлебнула глоток из кружки.
Партнеры настаивали на том, чтобы я ограничивала каждый прием положенными 10 минутами и посвящала его только одной, заранее указанной проблеме. Однако зачастую пациенты ждали по нескольку недель, чтобы попасть ко мне, если их беспокоило несколько вопросов, я просто не могла заявить, что надо записываться еще раз и, может, ждать еще 3 недели, чтобы все обсудить. Крайне важно, что проблемы часто бывают связаны между собой, так что всегда стоит выслушать пациента полностью.
Оскорбленная в своих лучших чувствах, я снова уставилась в окно. Но на этот раз за темнотой увидела в стекле свое отражение. Волосы, хотя и коротко остриженные, умудрились принять до абсурда причудливые формы. Я кое-как пригладила их рукой и отбросила челку со лба.
Несмотря на страшную усталость, я знала, что не смогу уснуть, пока не сброшу тяжесть с души. Я отправилась в кабинет. Свет включать не пришлось: луна, глядевшая в широкие окна, отлично освещала битком набитую комнату. Полки были настолько переполнены медицинскими журналами, что прогибались под их весом, словно гамаки. Стол, стоявший перед окном в сад, мало чем от них отличался. По обеим сторонам от компьютера высились горы бумаг. Вся моя жизнь, все эти кучи документации – я одним махом отказалась от них.
Возле клавиатуры в серебряных рамках стояли фотографии сыновей в школьной форме. Оба с гордостью улыбались. Но гордились ли они мной?
Двадцать лет. Двадцать лет я лечила людей, а теперь этому настал конец.
Я включила компьютер и потянулась к регулятору электрообогревателя, стоявшего в ногах. Его гудение и дрожь, как ни странно, заметно успокаивали. Я начала писать, изливать свою душу – в половине четвертого утра – выражать эмоции на чистой странице.
Я записала все, что не смогла сказать на нашей дневной встрече: все аргументы против новой схемы и новой управленческой политики. Объяснила, почему это вынудило меня уйти с работы, которую я так люблю.
Примерно через час я откинулась на спинку кожаного вращающегося кресла и выдохнула с облегчением. Теперь следовало нажать на «сохранение», забраться назад под одеяло и прижаться к Дэвиду, радуясь тому, что на душе стало легче.
Вместо этого я нажала «отправить».
Глава вторая
Я не ожидала, что стану героиней новостей.
Сидя в своем рабочем кабинете, я с изумлением читала собственные слова, напечатанные на страницах «Пульса» – национального печатного органа врачей общей практики.
«Я просто уезжаю в закат, и никому нет до этого дела». Да, я так и написала, но мне и в голову не приходило, что это процитируют дословно! Я проклинала свою несдержанность и эмоциональность. Под этими словами я подразумевала, что почти двадцать лет старалась работать как можно лучше, но теперь получалось, что это не имело никакого значения, потому что меня списывали со счетов. Системе требовалось, чтобы я ставила галочки в бланках – не более того.
Я пожалела, что не захватила с собой темных очков, чтобы спрятаться за ними. Однако теперь поздно было жалеть. Мое письмо черным по белому красовалось на всеобщем обозрении. Лучшее, что я могла сделать – это достойно продержаться 3 недели до увольнения.
Я разрывалась между злостью и раскаянием. К счастью, в расписании оставалось получасовое окно. Схватив сумку, выбежала на улицу, подышать свежим воздухом. Все вокруг напоминало о том, как много я теряю. В комнате ожидания на меня уставилась дюжина пар потрясенных глаз – письмо о моем уходе, обращенное к пациентам, было приколото на доску объявлений.
Я перешла через улицу к кофейне на противоположной стороне, но и там не стало легче. В очереди передо мной оказалась Сандра, провизор из соседней аптеки. Она работала там все время, что я пробыла местным врачом общей практики. Я подумала, что она сейчас заговорит о статье, но у Сандры имелись для меня другие новости.
– Такое впечатление, что в деревне траур, – без обиняков начала она.
За прошедшие годы мы тесно сдружились. Доброе лицо Сандры обрамляла копна каштановых кудрей; ростом она была не выше полутора метров и сейчас смотрела на меня снизу вверх своими темными глазами.
Мне нечего было ответить. Я понятия не имела, что сказать. Сандра заговорила снова, и каждое слово вонзалось мне прямо в сердце.
– Твои пациенты страшно опечалены. Не представляют, как смогут обходиться без тебя. Аманда, неужели тебе действительно необходимо уйти?
Я с признательностью сжала Сандре руку. Честно говоря, мне хотелось схватить ее в объятия.
– Решение принято, ничего уже не изменишь. Но, признаться, чувствую себя ужасно, – вздохнула я.
Слезы так и подступали к глазам. Однако я не могла себе позволить разрыдаться, стоя в очереди за кофе.
Далее последовал главный вопрос:
– И чем ты теперь собираешься заняться?
Действительно, чем?
– Наверное, с твоим опытом ты легко найдешь место врача общей практики в другом месте, – продолжила она.
Однако этого мне хотелось меньше всего. Я столкнулась бы с теми же проблемами, просто в новом учреждении. Но чем же действительно заняться? Было такое чувство, будто я похоронила кого-то из близких. Я испытывала грусть, одиночество, потерю и не могла заглянуть в будущее, которое словно подернулось густым черным туманом, сплетенным из сомнений и груза вины.
Внезапно аромат жареных кофейных зерен показался мне горьким до тошноты, почти невыносимым. Звуки кафе, болтовня посетителей, шипение кофемашины… Нет, это выше моих сил! По шее побежала горячая волна, захотелось как можно скорей выбраться на морозный воздух.
Настоящая пытка. Боже, что я натворила!
– Мне надо возвращаться на работу, – сказала я Сандре.
– Но ведь ты еще не выпила кофе! Я думала, надо нам посидеть вместе последний разок, до твоего ухода… – Она замолчала, увидев как я, показав два больших пальца, спешно бросилась к дверям.
На улице я сделала несколько глубоких вдохов, наслаждаясь вместо кофе свежим холодным воздухом. Хотелось разрыдаться. Честное слово, это уж чересчур. Сначала мое письмо в журнале, потом рассказ о расстроенных пациентах и, наконец, последний удар: осознание того, что я понятия не имею, чем буду заниматься остаток жизни.
Ситуация стала еще хуже, когда я вернулась в кабинет и в двери постучал мистер Коллинз. Больше всего в тот момент мне хотелось спрятаться под стол до конца приемных часов, но деваться было некуда.
– Входите, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал радостно.
Брайан Коллинз являлся одним из моих давнишних пациентов. В свои пятьдесят шесть он был высок ростом, седоват и
