Анна Матвеева - Перевал Дятлова

Света приготовилась сказать что-нибудь прощально-вежливое, я читала это на ее милом лисьем личике. Видимо, передумала, потому что услышалось совсем другое:

- Садись, я тебя подвезу.

Я уселась в зеленую "восьмерку", и Света аккуратно выехала на улицу.

Через две минуты мы были у моего дома.

- Зайдешь? - спросила я неуверенно: тоже ведь страшно незнакомого человека - и сразу к себе домой. Мой бывший муж просто убил бы за такое. Ну и пусть убивает теперь свою-мою подругу, заслужила.

- Да, - сказала Света, - зайду. Вдруг и правда ты именно тот человек, который мне нужен. Который напишет правду. Все как было.

4.

Пока я открывала ключом дверь под нежное потустороннее мурканье Шумахера, отворилась соседняя квартира, и на площадке появилась накрашенная Надежда Георгиевна. Она улыбнулась, и стало видно красную помаду на зубах, которая придавала старушке зловещий вид.

- В городе ходит ужасная ротовирусная инфекция, - вместо приветствия сказала Надежда Георгиевна. Все страшные новости немедленно поднимали ей настроение, особенного пика которого можно было достигнуть, делясь информацией с окружающими. - Кишечный грипп! Берегитесь, девочки! В поликлиники города поступило четыре тысячи человек.

Из ее квартиры звучало приглушенное эхо теле-новостей.

- Спасибо, что предупредили, - сказала я, и Света тоже кивнула в знак благодарности.

Света не сказала ни слова про выстужающий холод моей квартиры, а Шумахер сразу запрыгнул к ней на руки, пока я варила кофе. Замурлыкал и уснул. Шумахер - тончайший психолог, поэтому я окончательно расслабилась. Свете можно доверять, она не станет бить меня тефалью по голове, а потом рыскать по квартире в поисках несуществующих богатств. Мой стылый труп в темных пятнах и с задранной до шеи юбке не покажут в вечерних новостях, которые я так люблю смотреть.

- Хорошо! - вслух сказала я. Света удивленно посмотрела на меня.

- Послушай, - начала я, - у тебя не бывает так, что сон и явь не отличаются друг от друга? Будто сны оживают или реальные события как сон?

Света молчала. Гладила Шумахера по спинке.

- Уже больше недели мне снится один и тот же сон. Я никому не могу его пересказать, в силу того, что общаюсь… ну почти ни с кем я, честно говоря, и не общаюсь.

- Какой сон? - быстро спросила Света.

- Холодная северная ночь, январь или февраль. Хилые березы, черные елки, невысокие и широкие горы. Каменные груды такие, не помню, как они называются…

- Останцы, - сказала Света.

- Точно! Потом - палатка, поставленная на склоне горы. Кедр - высокий и мощный.

- А люди? Люди там есть, в твоем сне?

- Несколько человек. Они ползут по колючим сугробам, их бьет ветер и снег. Люди тяжело дышат, но пытаются продвигаться дальше. Потом они замирают, и тут я просыпаюсь.

Света сказала:

- Или ты врешь и кто-то тебе все рассказал, или это чудо!

Я обиделась. Уж кем-кем, а вруньей я точно не была.

- Не обижайся, пожалуйста, - попросила Света, - просто твой сон удивительно походит на то, что было в реальности. Я начала тебе рассказывать еще на радио - помнишь, погибшие дятловцы? Может быть, просто кто-то очень хочет, чтобы тебе снился именно этот сон?

Мы притихли, и в это время Шумахер вцепился когтями Свете в ладонь. Она вскрикнула и прижала руку к губам.

- Шуми! - я была в бешенстве. Котишка тем временем уже долетел птицей до подоконника и начал носиться по нему туда и обратно: Надежда Георгиевна вывела гулять свою болонку, и Шумахер это почувствовал.

- Охотник недоделанный, - я извинительно смотрела на Свету, но она почему-то избегала моего взгляда.

Я взяла в шкафчике зеленку и подошла ближе.

- Аня, зачем ты придумала про свой сон?

Я убеждающе приложила руку к сердцу, но потом проследила Светин взгляд: она увидела документы Эмиля!

- Я не успела рассказать! Света смотрела недоверчиво.

- После этих снов со мной случилась и вовсе невероятная история. Они пришли ко мне домой. Ну, лыжники. Они смотрели на меня, и там потом был снег на площадке.

Света смотрела уже как-то тревожно.

- Понимаю, что это звучит ненормально, но они чего-то хотят от меня. А на другое утро, как они приходили, умер мой сосед Эмиль Сергеевич.

- Эмиль Сергеевич Кац? - переспросила Света.

- Да, а ты его знала?

- Он учился на одном курсе с Игорем Дятловым. Пытался расследовать причины их гибели самостоятельно. Загремел в тюрьму - возможно, что поэтому. Все думали, он забросил это дело.

- Его невестка отдала документы мне. Сказала, что он проводил с ними все время. А там были фотографии, я и узнала тех лыжников. Потом эта встреча с тобой…

- Ты не специально пришла на станцию? - подозрительно спросила Света.

- Как я могла знать, что ты ошибешься номером? - мне уже надоело оправдываться.

- Можно взглянуть на документы? - спросила Света.

- Конечно.

Она взяла их как-то опытно, начала перелистывать странички беглыми пальчиками, будто играла на бумажной арфе.

- У него есть интересные вещи. Если ты дашь мне скопировать эти бумаги, я дам тебе то, что насобирала сама. Уже десять лет я собираю - по крохе - все, что связано с дятловским делом. Документы. Свидетельства поисковиков. Воспоминания родителей. Фотоархивы. За эти десять лет дятловцы стали мне ближе самой дорогой родни, и я знаю про каждого все. Я не знаю только одного: что же все-таки произошло на перевале у горы Холат-Сяхыл, (Отортен? - смутно припомнилось мне, но я промолчала.) на перевале, который теперь носит имя Игоря Дятлова и его группы?.. Чем больше проходит времени, тем больше рождается версий. Нужен человек, который напишет книгу об этом, - может быть, найдется читатель, которому откроется истина. Если ты, Аня, говоришь правду, - а мне почему-то кажется, что ты не врешь, - значит… этот человек - ты.

- Я сейчас вообще-то работаю над романом о школьной любви… - виновато сказала я. Как объяснить Свете, что для этого своего романа я потратила два месяца на преподавание литературы в старших классах самой близлежащей к моему дому школы? И герои этого романа сейчас застыли в неподвижных позах так, как я их оставила на недописанном до конца листе бумаги… - Может быть, чуть позже? Мне интересно, но сейчас я не могу.

Света улыбнулась.

- Ребята ждали сорок лет, я - десять. Неужели не потерпим еще полгода? Пиши свой роман, потом примешься за наш.

- Наш? - ревниво спросила я. - Мы что, будем писать вместе?