«Крот» в генеральских лампасах - Владимир Матвеевич Чиков
— Вы имеете в виду, — подхватил Мэнли, — высказанную им неправильную с позиций руководства СССР точку зрения в отношении постановки вопроса советской делегацией на восьмой сессии ООН?
— Да, я это имел в виду. Практически он выступил на том совещании с антисоветских позиций по вопросу разоружения пяти великих держав на одну треть всех вооруженных сил. Поляков заявил тогда, что вопрос о разоружении неоднократно ставился советской делегацией и ни разу не получал поддержки со стороны остальных членов ООН. И что снова ставить его в повестку дня не следовало бы, подчеркнув при этом, что этот вопрос потерял уже всякую остроту. Как ты думаешь, Дэвид, что должно было последовать в отношении Полякова после такого смелого, антиправительственного выступления?
Мэнли откинулся на спинку кресла и спокойно произнес:
— Насколько мне известно, компартия Советского Союза никогда и никому не позволяла отклоняться от своего внешнеполитического курса. Если же кто-то из членов партии шел вразрез с ее установками и не согласен был с ее политической линией, тех изгоняли из ее рядов, а иногда даже и расстреливали.
— Так он коммунист или нет? — поинтересовался Мори.
— Да, он — член Коммунистической партии Советского Союза.
— Тогда по логике вещей, — продолжал Мори, — он должен бы быть исключенным из партии и откомандированным в Москву. Но ни того ни другого не было сделано. Мало того, он во второй раз приезжает в Нью-Йорк, как писчем не бывало, на свою прежнюю должность в Военно-штабной комитет… Так о чем это может свидетельствовать?
— Разумеется, о сокрытии бывшим руководством Полякова его антипартийного выступления в Нью-Йорке.
— Наверное, так оно и было, — задумчиво произнес Нолан. — Иначе бы его не командировали во второй раз в Нью-Йорк.
— Но меня поражает другое, более компрометирующее его обстоятельство, — продолжал Мэнли. — По данным наружного наблюдения в период первой командировки Поляков вел себя не очень осторожно. Он был неразборчив в связях с женщинами, часто посещал магазины и покупал в них фототехнику, шубы, золотые кольца, магнитофоны, кожаные пальто и другие товары. Причем по несколько штук. Связи заводил в основном с продавцами.
Возможно, я и заблуждаюсь, новее это никак не вяжется с обликом советского разведчика.
— Так кто же он? — дернулся всем телом начальник отдела Нолан. — Военный разведчик или военный спекулянт? И что он хочет поиметь от встречи с генерал-лейтенантом О’Нейли?
Мэнли пожал плечами.
— Не знаю. Возможно, хочет достичь каких-то своих личных целей.
— А генерал О’Нейли уже знает о телефонном звонке советского полковника? Если знает, то как он отнесся к его просьбе? — спросил опять Джон Мори.
— Вчера вечером я имел разговор по закрытой связи с мистером О’Нейли, — ответил Нолан. — Он сказал, что встречаться ему с русским при любых обстоятельствах надо, потому что Поляков — его коллега по работе в Военно-штабном комитете и поэтому было бы не совсем правильно и неэтично отказывать ему во встрече. Я согласился с генералом и попросил немного подождать с назначением дня встречи. Когда и где она должна состояться, мистер О’Нейли просил меня сообщить ему через два дня…
— А генерал не возмутился, что вы вмешались в решение этого вопроса? — прервал его Джон Мори.
Заметив улыбку на лице коллеги, Джеймс Нолан, помолчав секунду-другую, сказал:
— Нет, не возмутился. И скорее всего, потому, что я прямо заявил ему о большой нашей заинтересованности в проведении встречи и о том, что мы готовы принять в ней участие. К тому времени у меня родилась идея взять на контакт мистера Полякова. Эта мысль укрепилась во мне после сообщения характеризующих данных на него по предыдущей командировке в Нью-Йорк. Мы ничего не потеряем, если он даже откажется от контакта с нами. Зато мы можем, чем черт не шутит, приобрести хорошего источника в советском представительстве ООН. Если, конечно, сумеем склонить его на свою сторону. Это надо сделать на материальной основе, поскольку русские очень любят американские доллары. На своем веку я немало видел русских типов, которые за доллары соглашались забыть свои коммунистические идеалы и готовы были работать на своего заклятого идеологического врага. Я имею в виду США. Да и вообще я не высокого мнения о моральном облике этих русских. Считаю, что любого из них можно завербовать на материальной основе. Все дело только в размерах денежного вознаграждения…
Подумав немного, Нолан добавил:
— Между прочим, мы можем завербовать Полякова и по имеющемуся у нас компромату прошлых лет. Было бы лучше, конечно, — начальник отдела ФБР перевел взгляд на Мэнли, — если бы мы располагали новыми компрометирующими материалами по второй его командировке. Поэтому я прошу тебя, Дэвид, поинтересоваться — не появилось ли в отношении русского полковника каких-то свежих фактов его неправильного поведения. Если их нет, то попроси от моего имени поработать за ним более плотно. И пусть попытаются создать ситуации, понуждающие его на совершение противоправных действий, которые можно было бы задокументировать. А теперь давайте определимся, когда и где должна состояться встреча с русским полковником. И кто в ней должен участвовать. И еще: кто должен взять на себя разработку Полякова? — Нолан вопросительно посмотрел на Мэнли, потом — на Мори, ожидая от них конкретных предложений. Первым откликнулся Дэвид:
— Я полагаю, что встречу с русским желательно провести через пару недель. Этим самым мы дадим возможность более плотно поработать «наружке» за интересующим нас объектом. А организовать встречу надо в офисе генерала О’Нейли. Например, под видом проведения приема по какому-нибудь надуманному случаю. Для этого надо официально направить приглашения не только мистеру Полякову с супругой, но и кому-нибудь еще из офицеров советского представительства. И тоже с супругой. Это для того, чтобы советская контрразведка при советском посольстве не заподозрила в чем-то Полякова при посещении им офиса американской миссии. И последнее: разработку его должен начать и довести до прямой вербовки Джон Мори. Он, как участник многих контрразведывательных операций против Советского Союза, лучше, чем кто-либо другой, знает русских, их характер и психологию — вот ему и карты в руки.
Седовласый Джон Мори, по общему признанию своих коллег, в том числе и директора ФБР Эдгара Гувера, был опытным контрразведчиком и поэтому, естественно, больше чем кто-либо, подходил для вербовочной разработки полковника Полякова.
Посмотрев на Мори, Нолан спросил:
— Вы принимаете такое предложение?
Мори улыбнулся и сказал:
— Мне кажется, что вы и без моего ответа все уже решили.
— О’кей, мистер Мори. Я согласен и с другим предложением Дэвида о назначении встречи на 16 ноября. Организацию ее
