Дорога к людям - Евгений Генрихович Кригер
— Это рисунки Иванова и Оссовского, — сказал Листов. — Иванов рассказал нам о горестной и прекрасной судьбе Анхелы Алонсо. В начале августа прошлого года я начал работать над оперой. Либретто написали Семен Медовый и Кирилл Поляков. Я использовал стихи Николаса Гильена. «Дочь Кубы» — так мы назвали оперу. В основу положена действительная сульба Анхелы. Я работал быстро, как говорится, запоем. Очень помог посол Кубы Фауре Чомон, участник освобождения республики.
...Мы вернулись в Гавану.
Сумрачные и все же влюбленные в жизнь рабочие, ремесленники, женщины, старики словами Гильена поют о родной Кубе:
Наша родина кажется сахарной,
Но сколько горечи в ней!
Наша родина кажется сахарной,
Она из зеленого бархата,
Но солнце из желчи над ней.
В звуках песни и грусть, и гнев, и великая сила любви к земле своих отцов.
С гор, где повстанцы готовят силы к свержению диктатуры, спускается к людям Гаваны молодой революционер Николас. Он спрашивает их:
«Посмотрите, что видите вы вокруг?»
«Слезы и горе, — отвечают они. — Слезы и горе».
И снова вопрошает Николас, напоминая о муках неволи, унижения, гнета: только слезы и горе? А мужество!
Листов играл самозабвенно. Слезы были на его глазах. Так встала передо мною раскаленная песнь — главная музыкальная тема оперы, словно языками пламени вспыхивающая в оркестре во всех картинах.
Мелодия клятвы, обнаженно, призывно ударяющая в сердца маршевым ритмом, завершается гневным и гордым аккордом.
Так я прослушал весь клавир оперы. Мы были свидетелями любви, вспыхнувшей в сердцах Николаса и Анхелы. Мы были среди народа, таившего до срока ярость восстания. Я слышал, как Анхела, провожая друга на подвиг, грозивший ему смертью, созналась: она носит на груди ампулу с ядом. Если Николас не вернется, если погибнет, она тоже расстанется с жизнью. Я был в плену у музыки, когда тяжело раненный в схватке Николас властно и нежно сказал Анхеле:
«Ампулу!»
Люди Батисты уже стучали в двери. Николае боялся, что, схваченный, потеряет сознание и в бреду может выдать врагам замысел повстанцев. Лучше смерть. И Анхела, изнемогая от скорби, отдала свою ампулу Николасу.
Люди Батисты ворвались в харчевию, где умирал революционер, девушка заслонила его своим телом, они сбили ее с ног. Но тут вбежала в комнату старуха Флора, хозяйка таверны. Ее взгляд был так страшен, что ищейки Батисты отшатнулись. Старуха бросила им в лицо:
«Стойте, изверги! Не смейте прикасаться...
Они святые...
Прочь уходите...»
Листов пробормотал:
— Это все правда. Все это перенесла Анхела. Так было.
Позже я читал письмо Анхелы Алонсо автору оперы. Там, на Кубе, она прочла в газете сообщение кубинского корреспондента в Москве Хуана Аркочи о том, как рождается опера «Дочь Кубы». Листов и либреттисты послали героине скромные подарки — альбом с картинами русской природы и недавно вышедшую книгу «Куба» с превосходными рисунками В. Иванова и Л. Оссовского. Анхела писала в ответ:
«Дорогие товарищи! Несмотря на то что наш язык очень богат, я сейчас не могу подобрать слов, которые смогли бы передать вам мое глубокое волнение, с которым я читала ваше такое замечательное письмо. Читая его, я почти физически ощутила братскую теплоту, которую вы питаете ко мне, к моему народу, к нашему делу...
Вам, видимо, Иванов рассказал, какие усилия я старалась приложить, чтобы стать серьезной в день, когда он меня рисовал. Ведь, несмотря на все, что я испытала за свою жизнь, по характеру я веселая и люблю посмеяться. Я посылаю вам также другое фото, поменьше, но где я более серьезная.
Особенно благодарю вас за альбом: он даст мне возможность ближе познакомиться с вашей Родиной, которая немного является Родиной и для меня, так как я ее люблю... Я никогда не смогу вас забыть».
...Помня об этом письме, я еще раз слушал финал оперы. Анхела в горах вместе с повстанцами, она в форме бойца революции сражается вместе с бойцами Кастро. Ее песнь — это разговор с Николасом, отдавшим жизнь за свободу. Анхела слышит шаги приближающихся бойцов и говорит своему другу:
— Ты слышишь, Николас?
Идут твои друзья.
Я знаю — новое в них сердце
бьется...
И дальше, дальше:
— Здравствуй, Куба!
Родина моя!
Я твой рассвет встречаю новый!
...Да, так было. Так входила в жизнь и в революцию молодая, красивая, веселая Анхела Алонсо.
Я слышал только клавир оперы. Поющий за роялем Листов не мог, разумеется, заменить громаду оркестра, игру артистов, все краски большого театрального представления. И все же немыслимо слушать его спокойно. Все в этой опере дышит романтикой, героикой народной революции. Листов стремился писать предельно просто, чтобы музыкальный язык оперы был понятен миллионам зрителей, пусть даже неискушенным в музыке. Но в этой простоте есть и величие подвига, и пафос самоотверженной любви, и вечно живой огонь кубинских песен и танцев.
Музыкальная характеристика Анхелы выражена не в арии героини, а в ее песне, подобную которой можно и в самом деле услышать на улицах Гаваны: «Играй, дорогая Гитара!» Ведь Анхела — женщина из народа, непринужденная, задорная, нежная, влюбленная в жизнь. Таков и Рамон, кумир рабочих кварталов Гаваны, народный певец, друг Николаса, такой же, как он, солдат революции. И старая Флора, мать Рамона, как и Анхела, — дочь народа.
Я слушал клавир и видел их всех. Снова узнавал людей далекого карибского острова, доблестных и свободных. И всегда за их словами и песнями, то затаенно, глухо, то в открытом, гордом звучании, слышалось то же:
РОДИНА ИЛИ СМЕРТЬ! Patria or Muerto!
...Позже Анхела прилетела в Москву. Такая же, как я увидел ее в мелодиях Листова и на рисунках Иванова и Оссовского. И был спектакль — «Дочь народа», и Анхела сидела в партере, нарядно
