Иван Дроздов - Разведенные мосты

Как один день пролетели две недели в прекрасном университетском доме отдыха. Совершенно новые и порой яркие впечатления ворвались в мою жизнь так неожиданно и прошлись горячим утюгом по мрачной пелене, окутавшей меня после смерти Надежды. Но вот я вернулся домой, открыл дверь квартиры, и моя новая мрачная действительность вновь пахнула на меня со всех углов. Бродил по комнатам, заглянул в кухню, в ванную, и то ли после бескрайних лесных просторов и морозного воздуха, в океане которого я невесомо парил на лыжных прогулках и во время вечерних моционов, то ли от каждой вещи, напоминавшей мне Надежду, я почувствовал тесноту и тяжёлый дух. Сел за письменный стол, устремил взгляд в окно и думал: «Долго ли я ещё буду пребывать в состоянии уныния, в той бескрылости и удручающей пустоте, когда тебе ничего не хочется и ты ничему не рад?».

Три или четыре дня я не выходил из дома, вяло перебирал листы рукописи, — в то время я писал роман «Филимон и Антихрист», — перечитывал записки в блокнотах. Лица, персонажи и даже главные герои в голову не возвращались, а что до сюжета или до композиции — я и совсем не видел ни начала, ни конца, и уже не представлял, чем я намеревался закончить роман, какие мысли, идеи надо было закольцевать в конце. Вновь и вновь вспоминались слова Пушкина: для писания стихов необходимо душевное спокойствие. Впрочем, на этот раз эти слова не совсем точно отражали мою жизненную ситуацию: я вроде бы и спокоен, и мне не о чем волноваться. Надежду не вернешь, она теперь навеки упокоилась и лежит на кладбище рядом с нашей дочкой Леночкой. И я уж им помочь не могу, да они и не требуют никакой помощи. И, может быть, — и я был уверен: так оно и есть! — их души теперь у Бога, и он, конечно же, растворил перед ними врата рая, а ты пока ещё пребываешь на земле, и будет день, когда твоя душа соединится с ними, и тогда уж настанет для тебя жизнь вечная… Так о чём же и беспокоиться?.. Пиши свой роман, и делай его так, чтобы он был полезен людям. Зато Бог и одарит тебя вечной жизнью в раю.

Словом, думы, думы… Они покидают меня лишь ночью. Слава Богу, сплю я крепко, и во время сна мой мозг освежается.

Через три или четыре дня мне позвонила Ольга Леопольдовна, пригласила на блины. При этом сказала:

— По вечерам ко мне часто заглядывает Регина, и, если она заявится, вы не смущайтесь.

Я не спеша, по морозцу, меняя один вид транспорта на другой, направляюсь со своей Полярной улицы в центр Москвы на улицу Чернышевского. Вспоминаю наш отдых в Подмосковном лесу, и в мыслях всё больше путается образ Регины. Я уже написал выше: крокодил и птичка; они с Ольгой и действительно сильно напоминают сообщество этих столь не схожих живых существ. Регина вот уж давно не работает, Ольга ссужает её деньгами. И, как мне рассказывала Надежда, выделяет ей внушительную сумму. Ольга получает зарплату заведующего кафедрой — это пятьсот рублей. Кроме того, пишет рецензии, даёт письменные консультации, и нередко солидные, по заказу министерств, облисполкомов, руководителей больших строек. По одной только стройке Байкало-Амурской магистрали она раз десять писала внушительные консультации. Железная дорога проходит по лесам, по горам и болотам. Ольга — крупнейший специалист. Она исходила-изъездила едва ли не все болотистые места Сибири и Зауралья. Её мнение важно каждому, кто уткнётся в болотистую впадину или низину. И за всё она получает деньги. А к тому ж и книги у неё выходят едва ли не каждый год. Словом, это не женщина, а золотой Клондайк или сибирская Алмазная трубка. И если крокодил только для птички раскрывает свою зубастую пасть, то Ольга Леопольдовна для всех и открыта, и готова одарить по-царски. Я знаю её лет двадцать и могу свидетельствовать на Библии: она — такой человек.

Но вот я и приехал. Звоню, и Ольга открывает мне дверь. Приветствует звонко, почти детским голосом, всплескивает руками, кланяется — она и всегда так: приветлива до степени восторга.

Регины у неё нет, и я этому обстоятельству очень рад.

Однако мы ещё не садились за стол, вспоминаем только что отлетевшие дни нашей жизни в лесном раю — раздаётся звонок. И, как ветер, как черноморская волна в лихую непогоду, врывается Регина.

— Я слышу запах твоих блинов, ко мне в форточку идёт мужской дух; ах, Ольга! Решила без меня править бал! Не выйдет! Нет, нет — у тебя ничего не выйдет.

И ко мне:

— Иван Владимирович, помогите же мне раздеться!..

Я помогаю ей снять роскошную и легкую, как пушинка, шубу, — кажется, это очень дорогой мех из редкого зверька шиншиллы, и торжественно, как королеву, веду к столу, где, расставляя тарелки и всякую снедь, уже трудится Ольга.

— Ты пришла кстати — помогай же мне.

— Я гость, а ты хозяйка. Вот придёшь ко мне, и тогда я буду накрывать на стол, а сейчас хлопочи одна, раз у тебя нет прислуги.

И с ходу, без остановки говорит о днях, проведённых нами в лесу, о том, как «на этот раз там было всё плохо, холодно, неуютно».

— Регинушка! — останавливает её Ольга. — А когда тебе было там хорошо? Я уже вот лет двадцать, как таскаю тебя в наш прекрасный дом отдыха, и ты всегда недовольна. Честное слово, больше ни разу не возьму тебе путёвку. Обещала взять тебя в Пицунду — и туда не возьму.

Регина перехватывает тему, наклоняется ко мне:

— Вы, как я слышала, бывали с Ольгой в Пицунде. Ну, скажите: правда ли, что там уж так хорошо?

— Да, да, в Пицунде не только хорошо — там удивительно, как хорошо! Но теперь уж я бы туда не поехал; не хочется бывать там, где отдыхал с покойной женой. Я после её смерти даже и на даче ни разу не был.

— Ах, кстати. Дорогой Иван Владимирович, Ольга говорит, что у неё есть ключи от вашей дачи. Там тепло и уютно. И колокола звонят в Сергиевой лавре. Пусть Ольга отвезёт меня туда, и я поживу на вашей даче. Буду заместо сторожа. Наконец, и всю зиму могу жить. А?.. Ну, позвольте нам такую малость.

Я такого напора не ожидал; сбит с толку и не знаю, что сказать Регине. А она устремила на меня свои огромные, пульсирующие чёрным огнём очи, хлопает ресницами, неестественно длинными, очевидно накладными, и ждёт ответа. Я же умоляюще смотрю на Ольгу: она-то знает, что я не могу этого сделать. Ну, как же воспримут такую мою гостью соседи по даче? Там каждый новый человек вызывает подозрение, о нём узнаёт участковый милиционер, который получает от нас дополнительную плату за усиленный присмотр; наконец, моя дочь, зять, внуки… Они каждую субботу приезжают на дачу. И вдруг им открывает дверь вот эта… молодая, яркая дама, такая развязная, речистая…

Меня выручает Ольга:

— Ну, что ты такое говоришь, Регина? Иван Владимирович живёт не один, у него дочь, куча внуков — и все взрослые. Ну, как они тебя там встретят, что подумают?..