Разноцветные дни - Николай Николаевич Красильников
— Вам известно, что натворил Рахмат?
— Да, он мне рассказал все сам.
— Видите ли, осел сорвал урок…
— Какой осел? Мой осел?
Юрий Семенович не выдержал, хмыкнул.
Мы тоже не удержались, захохотали.
Действительно, Аскарьянц-то имел в виду свою рабочую скотинку, к скандалу отношения не имевшую. Ведь Рахмат поймал первого попавшегося ему в махалле ишака.
Учитель выглянул в окно, погрозил пальцем:
— Не мешайте работать!
Беседа продолжалась на высшем дипломатическом уровне.
Итак, услышав про «осла», Юрий Семенович проглотил улыбку:
— Что вы, что вы! Я имел в виду не вашего… гм… наследника, а вульгарного, то есть обыкновенного осла…
Аскарьянц в беседе с Юрием Семеновичем держал себя тоже весьма солидно. Он не размахивал руками, как иные отцы, не грозил выпороть ремнем нашкодившего отпрыска, словом, не грубил, а только кивал головой: «Непременно учту», «Постараюсь повлиять», «Впредь не допущу».
Где он только наслышался таких слов!
— Вот и хорошо! Сразу видно, что вы интеллигентный человек, — потряс ему на прощание Юрий Семенович руку. — Рад был с вами познакомиться.
На улице вспотевший Аскарьянц скинул с себя пиджак, сорвал галстук и семимильными шагами устремился домой.
Мы еле поспевали за ним, а он на ходу широко размахивал руками и изливал на наши невинные головы свое негодование:
— Все! Клянусь: в последний раз. У меня тоже нервы не железные! Я честный человек, а вы… а вы…
На другой день керосинщик поостыл. Но мы ощущали себя виноватыми перед ним. И чтобы искупить вину, меньше шкодничали и уроки старались учить назубок.
Правда, потом Аскарьянц не раз еще выручал нас. Например меня, когда я нечаянно разбил мячом стекло в ларьке. И Акрама… И все это наш друг керосинщик делал в «последний раз».
КИЧИК-ПАЛВАН
Раньше я никогда не видел лилипутов. Ни в книжках на картинках, ни в кино. А в цирке еще не посчастливилось побывать.
Высоких людей в нашем городе я часто встречал. Даже одну настоящую великаншу. Высоченные: дядьки смотрели на нее снизу вверх, а она, стройная и прямая, плыла поверх толпы, будто корабль в океане.
Потом я узнал, что эта великанша знаменитая спортсменка, чемпионка по баскетболу. И я сразу же от всего мальчишеского сердца зауважал ее. Жаль только, что игру чемпионки ни разу не видел. Телевизор тогда был еще большой редкостью.
Но вот лилипутов… Не встречал — и все! Только слыхал, что бывают такие.
И вдруг в нашей махалле объявился… самый настоящий лилипут. Он невысокому Рахмату не доставал макушкой до плеча.
Лилипут был в каштанового цвета брюках, тщательно отутюженных, в белой безрукавке, под мышкой торчала пачка газет. Лицо морщинистое, точно высушенное яблоко, а сквозь седину волос проглядывало крохотное солнышко-плешь.
Взрослые говорили, что лилипут служит на кожевенном заводе бухгалтером. Работником он считался отменным, дисциплинированным. За полчаса до гудка семенил уже по нашей улице. И всегда с газетами.
Сначала нам все в нем казалось диковинным. Но со временем мы к нему привыкли. И, как взрослые, смотрели на лилипута с сочувствием и вниманием.
На наше дружеское: «Салам алейкум!» лилипут всегда очень серьезно отвечал: «Ваалейкум ассалам!» При этом он кивал головой, и в голосе его, помимо доброжелательности, чувствовалось столько достоинства, словно это не мы его, а он нас приветствует сверху вниз.
Летними вечерами мы любили играть в орехи возле чайханы. Здесь было хорошо: тень от талов, арычная прохлада. А надоест играть, можно понаблюдать за шахматными сражениями взрослых.
Зевак вокруг чайханы всегда было достаточно.
В тот вечер я, Акрам, Рахмат и еще несколько мальчишек как обычно расчертили круг и поставили на кон свои орехи.
Вот тут-то и появился Садык-выпивоха. Высокий, грузный, опухший. Шмыгая носом, похожим на дряблую репу, он прошамкал:
— Пацаны, давайте на спор, кто плюнет дальше. Победителю дарю пять рублей, — он вытащил из кармана штанов засаленную бумажку. — Желающие есть?
— Есть! — несколько мальчишек сразу же переметнулись к нему.
Один плюнул, второй, третий. Нашлись и болельщики. Начали подзадоривать. Давать советы…
Наступила очередь самого Садыка-выпивохи. Он весь напрягся. На шее вздулись вены. Садык-выпивоха плюнул, качнулся и чуть не упал.
Воздух взорвался от нашего хохота.
И тут Садык-выпивоха на противоположной стороне тротуара увидел лилипута. Тот, видно, возвращался с работы.
— Эй, уважаемый! — закричал он. — Подойди сюда.
Лилипут подошел и спросил учтиво:
— Чем могу быть вам полезен?
Ребятня и взрослые замерли. Что задумал Садык-выпивоха? А тот, обнажив в ухмылке единственный верхний зуб и дохнув перегаром, повелел:
— Почтенный! Отмерь-ка, сколько шагов от меня во-он до того плевка…
Лилипут внимательно выслушал унизительную просьбу, а потом пальцем поманил Садыка-выпивоху: мол, наклонись, что я тебе скажу.
Великан склонился чуть ли не до земли. И тут в напряженной тишине раздалась оглушительная оплеуха. Словно кто надвое переломил сухую жердь.
Садык-выпивоха рухнул.
А лилипут с достоинством вынул из кармана чистенький платочек, тщательно вытер ладони и гордо зашагал дальше.
И я тогда впервые подумал, что достоинство человека не всегда измеряется ростом, а чем-то большим, до чего надо расти и расти.
Махаллинцы же после этого случая прозвали лилипута меж собой «Кичик-палван» — «Маленький богатырь».
Так оно и было.
«ЭРОПЛАН, ЭРОПЛАН»
Я удобно расположился на верхнем ярусе веток тутовника. Ягоды мы давно стрясли. Но листва еще не начинала желтеть. Она влажно трепетала на утреннем сквознячке.
Над крышами плыли облака. Большими тенями-заплатами скользили по земле.
А небо над головой было просторным, высоким, казалось, даже гулким. Совсем другое дело, когда смотришь на него с земли: сжатое, раздробленное листвой деревьев, сетью проводов и навесами.
Иногда надо мной стремительно проносились птицы. Вот стайка розовых скворцов порхнула, словно чей-то платок, уносимый ветром.
А еще выше птиц, случалось, правда не так часто как теперь, зато пониже и поближе, пролетали самолеты.
Тогда из дворов слышались радостные голоса. Девчонки и мальчишки, приплясывая, вопили детскую нелепицу:
Эроплан, эроплан,
Посади меня в карман.
А в кармане пусто,
Выросла капуста!
Почему в кармане оказалось пусто и почему в нем выросла капуста, для меня оставалось загадкой. Ровный гул самолета рождал во мне вопросы. Я думал: в стальной птице летают счастливые люди. И непременно смелые и удачливые — летчики, геологи, врачи…
Куда они летят?
В горы, в пустыни, на берега далеких рек?
Там их ждут люди. Хорошо, когда тебя кто-то ждет и кому-то ты очень, очень нужен.
…Итак, я сидел на
