Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских асов - Нил Баскомб

Пока жандармерия, вооруженная винтовками, готовилась дать отпор «пятой колонне», а на Триумфальную арку устанавливали зенитный пулемет, большинство остававшихся в городе парижан сохраняло зыбкое спокойствие [19]. А 3 июня последовал первый мощный удар Люфтваффе по Парижу. Роившиеся подобно пчелам «Штуки»[11] сбросили на город более тысячи бомб, целясь преимущественно в заводы Renault и Citroën, располагавшиеся в западной части Парижа, уже и перепрофилированные под выпуск военной продукции, как и аналогичные заводы в Германии, в частности, Daimler-Benz и Auto Union[12], милитаризованные годами раньше. Результатом бомбардировки стали 254 погибших и втрое больше раненых [20].

Исход жителей из Парижа ускорился.

Через два дня немцы приступили ко второй половине кампании по завоеванию Франции. Прорвав линию обороны на Сомме, немецкие танковые дивизии просто смели храбрую, но обреченную французскую армию. Путь на Париж был расчищен, и Рейно с правительством покинули столицу [21–22].

Вой ска вермахта устремились вперед.

В самой столице всевозрастающее множество загнанных туда небритых и изможденных французских солдат в грязной униформе всем своим видом возвещали о близости неизбежного. И наконец 14 июня моторизованные колонны немецкой армии – тяжелые грузовики, бронетранспортеры, мотоциклы с колясками и танки – вступили в никем не защищаемый город. Следом вошла серо-зеленая пехота. Улицы перед глазами немецких солдат расстилались абсолютно пустынные, – лишь на одном перекрестке их шествие ненадолго притормозило медленно бредшее невесть куда поперек их движения бесхозное стадо коров [23–25].

Немцы соорудили укрепленные позиции на ключевых транспортных артериях города, но даже эта предосторожность оказалась излишней. Парижане были просто неспособны поднять восстание, настолько их деморализовало поспешное отступление французской армии на юг. Вместо сопротивления они лишь молча дивились из-за занавесок и приоткрытых дверей на марширующие мимо в тяжелых ботинках колонны немцев.

Ко второй половине дня флаги со свастиками уже́ свисали и с Триумфальной арки, и со здания Министерства иностранных дел. А на Эйфелевой башне издалека был виден транспарант с надписью аршинными руб леными буквами: “DEUTSCHLAND SIEGT AN ALLEN FRONTEN” [26]. По всему городу разъезжали грузовики с громкоговорителями, из которых разносились требования беспрекословного повиновения и предупреждения о том, что враждебные действия в отношении вой ск Третьего Рейха будут караться смертной казнью [27].

18 июня с воззванием к соотечественникам из лондонской студии BBC наконец обратился и генерал Шарль де Голль: «Сказано ли последнее слово? Неужто исчезла всякая надежда? Окончательно ли наше поражение? Нет! Поверьте, говорю вам, ничто не потеряно для Франции. Наступит день – придет победа. <…> Что бы ни случилось, пламя французского сопротивления не должно погаснуть, – и оно не погаснет! [28]»

Противоположного убеждения придерживался маршал Филипп Петен, возглавивший новое правительство Франции и сразу же смирившийся с ролью немецкого ставленника. Он сам предложил подписать капитуляцию, и 21 июня Гитлер прибыл в Компьенский лес на Mercedes монструозных габаритов с перечнем требований к проигравшим. В сопровождении высших чинов, включая главнокомандующего сухопутными вой сками генерала Вальтера фон Браухича, он вышел из машины. Никогда не чуравшийся символов Гитлер вынудил французов к подписанию условий капитуляции в том же самом купе того же самого вагона, где 11 ноября 1918 года эмиссары кайзера Вильгельма II подписывали капитуляцию Германии в конце Первой мировой вой ны [29].

Тем временем в сотне километров, в Париже, немцы цементировали контроль над столицей, выявляли и метили еврейское население и приступили к планомерной экспроприации всего, что ни приглянется. «Откуда они только все о том знают, где тут у нас что имеется?» – неслось отовсюду, пока оккупанты осваивали лучшие отели, изысканные галлереи, богатейшие дома и даже популярнейшие бордели [30].

На площади Согласия немецкая армия расквартировалась в славившемся элегантностью отеле «Крийон» и примыкающем к нему дворцовом комплексе с колоннадой, принадлежавшем Автомобильному клубу Франции (ACF[13]). Основанный в 1895 году ACF стал первым в мире автоклубом и организатором первого в истории национального Гран-при Франции. Членами клуба являлся ряд самых состоятельных и влиятельных парижан. Занимающий почти целый гектар дворцовый комплекс из двух зданий эпохи Людовика XV как нельзя лучше отвечал притязаниям клуба на элитарность [31–32].

Однажды, в самом начале оккупации, через арочный вход в ACF прошествовал офицер гестапо со свитой [33]. Ни обшитые красным деревом барные стойки, ни приватные спальни, ни тенистые террасы клуба гестаповца не интересовали [34]. Не собирался он ни обедать при свечах ни в одном из украшенных позолотой ресторанов ACF, ни плавать в дворцовом бассейне, окруженном статуями как в римских термах. Вместо этого офицер направился прямиком в похожую на пещеру и битком забитую книгами библиотеку, где хранились также и архивы ACF, включая результаты всех автогонок, когда-либо проводившихся во Франции, начиная с 1895 года. Архив этот был воистину бесценным и уникальным источником хроник как выдающихся побед, так и постыдных поражений французов.

«Давай сюда все папки с результатами всех гонок», – приказал нацист молодому библиотекарю-архивариусу ACF [35]. Объемистые подшивки были погружены на тележку и выкачены из хранилища. Приказав подчиненным увозить трофей, офицер-гестаповец обернулся к библиотекарю и рявкнул: «Шагом марш домой, и чтобы близко тебя здесь больше не было, иначе арестуем. Историю отныне пишем мы!»

Легенда о Рене Дрейфусе, его диковинно миниатюрной гоночной Delahaye и их победоносной хозяйке Люси Шелл, вероятно, как раз и была одной из тех страниц, которые Гитлер хотел вырвать из книги истории. Вот пересказ этой легенды.

Часть I

«Взгляд»

19 мая 1932 года, четверг, в берлинском баре Roxy вечер как вечер: шампанское рекой; джазовый вокал вкрадчив. Модное ночное заведение под патронажем знаменитостей особо приглянулось всяческим спортсменам и их сопровождающим. С подачи секундантов боксера-тяжеловеса Макса Шмелинга этот бар окрестили «Бюро пропавших людей»: если Шмелинг не дома и не на ринге, значит, он точно в Roxy.

А вот и Рене Дрейфус в изящно скроенном костюме прибыл и прошествовал через зал. Среднего роста, жилистый как жокей – от силы 60 кг[14] сухого веса, – он славился непреходящей улыбчивостью и столь лучезарно выразительным взглядом карих глаз, что один ветеран журналистики окрестил его прозвищем «Взгляд»: «он глядит настолько жгуче и завораживающе, что сразу отпадают всякие сомнения, что Рене послан на Землю для участия в автогонках».[15] Ровно с этой целью француз и прибыл в Берлин.

Рене подсаживается к одному из круглых столов, Компанию ему составляют коллеги-гонщики, среди которых: Руди Караччола, первейший из первых в Германии; Ганс Штук, прозванный «горным королем»