Я - аферист. Признания банкира - "Крез"
— Именно. А идиот Полсон[7] отказал. Дело в том, что центральные банки захотели напугать всех этих монстров. Да только слишком поздно. Все развалилось, игра проиграна!
По сути, Конрад был скорее всего прав. Мы так усердно старались обойти правила нашей профессии, что подвергали свои банки смертельным рискам. Оставалось лишь поменьше думать об этом.
Я наблюдал за приятелем, который увлеченно набросился на содержимое своей тарелки. Конрад не меняется: стоит ему выложить все, что наболело, и облегчить душу, как он тут же начнет набивать желудок.
— То есть все эти накапливающиеся риски — это и есть ваш синдром колбасы?
Изабель изумилась:
— Синдром чего?
— Это одна из самых моих красивых метафор, дорогая Изабель. Вы же слышали об ипотечном кризисе?
— О, теперь в Париже, куда ни придешь, все тут же набрасываются на Дамьена с этим кризисом. Мне это стало действовать на нервы!
— Так вот, когда меня о нем спрашивают, я сравниваю банкиров с не слишком добросовестными колбасниками. Мы ведь прячем высокорисковые кредиты, от которых хотели бы избавиться, смешивая их с качественными долговыми обязательствами. Производство этого нового сорта сервелата называется секьюритизацией. Затем мы выпускаем новые ценные бумаги траншами, то есть ломтями, и продаем, подгребая заодно отличные комиссионные!
А что в этом незаконного? — спросила Изабель с прилежным видом.
Ничего. Проблема совсем в другом. Когда кус-
и испорченного мяса — в данном случае ипотечные кредиты — гниют и становятся ядовитыми, °ни заражают всю колбасу, и покупатели болеют.
— И ЧТО теперь будет?
— Никто не знает. Думаю, те, кто съел слишком много, не выживут. Что же до остальных, то они теперь считают мошенниками и отравителями всех колбасников.
— Кто ж их осудит?
— Только не я! Полагаю, кризис доверия, который затронет банкиров в Швейцарии и в других странах, будет куда болезненней покушений на банковскую тайну. В тысячу раз болезненней!
Было десять вечера. Все равно что два часа ночи в Париже. Жена Конрада подавила легкий зевок. Это послужило сигналом: мы встали из-за стола.
Среди банкиров царило мнение, будто ипотечный кризис является кульминацией кризиса как такового. Конрад пошел гораздо дальше, сказав, по сути, то же, что Нуриэль Рубини: худшее впереди.
4. КРАСНЫЙ КОД
Понедельник, 25 августа. Париж еще оставался отпускным. Как ни странно, парижанки улыбались, а таксист поблагодарил меня за чаевые. Долго это не продлится.
Я вернулся в свой угловой офис на этаже дирекции. Президент должен вернуться только в среду, хорошая новость. У меня оставалось еще два дня, чтобы втянуться в работу, не подвергаясь бессмысленным нападкам. Помощница ожидала меня со одержанным энтузиазмом, разглядывая гору накопившихся за лето писем.
— Здравствуйте, месье. Срочные дела есть? Если нет, то я прочту почту. На это уйдет не меньше часа.
— Не беспокойтесь, работайте с письмами.
Я просмотрел все мейлы и только после этого позволил себе первый утренний кофе. В мое отсутствие ничего серьезного не случилось. Бездействие — закон августа в банках, возможно, еще в большей степени, чем в других структурах. Я помешивал свой эспрессо, когда в приоткрывшуюся дверь заглянул Этьен:
— Можно войти?
— Пожалуйста, заходите.
Этьен отвечал за бэк-офис, службу, которая физически осуществляет все трансакции, контролируя строгое следование правилам. Он попросил меня о встрече сразу по возвращении. Для разогрева мы поговорили об отпусках и о регби. Среди прочего я отвечал за финансовое управление и риски, то есть в мои задачи входил контроль всех процедур, связанных с теми структурированными продуктами, успех которых многие годы активно способствовал взлету показателей Банка.
— Ну, и как там наши парни?
Этьен — я не называю настоящего имени, чтобы сохранить ему шанс найти когда-нибудь работу — откашлялся, причем настолько смущенно, что я ощутил неизбежное приближение дурных вестей.
— В целом — хорошо. В пятницу мы высвободили восемнадцать миллионов, и моральный дух у ребят на высоте…
Он не окончил фразу.
— Но…
Он старательно уводил взгляд в сторону. Мне это не понравилось.
— Похоже, кое-кто из дельты напортачил.
Я ощутил жгучий выброс адреналина. "Дельта форс уан" — одно из ведущих наших подразделений, где собраны элитарные трейдеры Банка. Своего рода витрина, которую мы любим демонстрировать пишущим на финансовые темы журналистам, чтобы произвести на них впечатление. Этот накокаиненный молодняк — большинство со временем даже забывает о камерах наблюдения и вдыхает свой порошок на глазах у охраны, — эти асы обеспечивают до 60 % показателей Банка. Поэтому они находятся непосредственно под покровительством президента, прощающего им немало глупостей. Я же просто закрываю глаза, не забывая при этом… получать копии видеозаписей, которые храню в надежном месте. Никогда не знаешь, что когда пригодится.
— И что это значит?
— На самом деле их вроде бы двое…
— Хорошо, я все понял, рассказывайте дальше.
— Они превысили свой кредитный лимит.
— На сколько?
— Изрядно. Мы вошли в зону красного кода. Красный код означает, что Банк в опасности, так как размеры взятых сверх лимита обязательств велики.
— Когда это началось?
— Трудно сказать, но, похоже, с прошлой среды. Во мне поднималось беспокойство, смешанное с недоверием.
— Четыре дня красного кода в бэк-офисе — и никто не поднял тревогу? За все это время?!
— Дело в том… Эти отпуска… И потом, мы попросили о встрече с вами, как только нас известили. Сегодня утром, Филипп…
— Это кто?
— Шеф секретариата.
— Понятно. А кто виновники?
— Жюльен и Шарль-Анри.
Я был в шоке. Оба считались хорошими работниками, а Шарль-Анри к тому же входил в мою американскую "команду-мечту", привезенную из Нью-Йорка, когда я получил должность в Париже.
— Что будем делать?
Вопрос был одновременно и сложным и неприятным. Этот трус, совершенно очевидно, пытался затащить меня в большую, как я догадывался, кучу дерьма.
Ну и вопрос! Выполняйте свою работу, старина…
Молчание.
— Но… Вы ведь знаете Шарля-Анри, и я подумал, возможно, вам захочется поговорить с ним об этом…
Каков порядок потерь?
Потерь нет. На данный момент.
Объясните.
— Открытых позиций на лишних девятьсот миллионов… — почти неслышным голосом ответил руководитель бэк-офиса.
По опыту мне было известно, что может означать подобное заявление.
— А окончательные результаты?
— Еще нет. Пока не закрыты все позиции…
Я сделал бешеное усилие, чтобы не взорваться.
— И вы ничего не предприняли? Кто об этом знает?
— Никто, кроме вас и Марж из бэк-офиса. Она настояла… Вообще-то и я был согласен, конечно, но… Короче, мы решили, что лучше вас предупредить, сразу же, не медля.
Услышав последнюю фразу, я подскочил.
— Вовсе не сразу же, Этьен, — произнес я вкрадчиво. — Со среды прошло уже… пять дней! Но кто считает, правда?
— Вы правы, но… В общем, в среду у нас появилась уверенность, а подозрения возникли чуть раньше.
— Так, мы продвигаемся! Медленно, но все же продвигаемся, Этьен. "Чуть раньше" — это когда?..
— На самом деле, я полагаю, первые тревожные звоночки прозвучали в позапрошлый четверг… Но вы же были в отпуске, поэтому…
Как мне удалось сохранить спокойствие? Загадка!
— Ладно. Значит, вам двоим уже десять дней известно, что эти придурки нарушили все наши правила безопасности.
— В общем, да. Однако если судить по результатам, то все хорошо. Разве не так?
— Секундочку. Кто поднял тревогу?
Ну… немцы. Вы же знаете, наш основной контрагент по сделкам, Eugex. Но мы не могли…
