Елена Макарова - Движение образует форму

Я остановилась на том, что стала больше понимать, лучше чувствовать, но пока подкоп под стену (по словам Ван Гога) у меня куда-то не туда направился, в том смысле, что нужно копать под стену, а я копаю в сторону.

…Елена Григорьевна, спасибо за похвалу. Сижу пунцового цвета. Ранее я не только пастелью не рисовала, но и вообще с цветом не связывалась (знала, что не могу, и все тут); впрочем, с карандашом я тоже не особенно дружила».

С этой девушкой мы никогда не встречались. С мужем и двумя малышами они живут в квартире, в которой не то что на полу — на двери нет места для большого листа бумаги. Когда мы начали заниматься, она показала нам фотографии своих ювелирных работ. В них была выдумка, но еще не было вкуса. Прошло несколько лет, и она стала делать уникальные вещи. Это — побочный эффект семинара.

И таких «побочных эффектов» становится все больше. Мы отвели им отдельную страницу.

«Я сейчас не успеваю делать задания, потому что занята большим проектом в школе. Тут на нашем семинаре есть тема «Побочные эффекты», так у меня почти вся моя деятельность — сплошной побочный эффект. Эти занятия придали мне храбрости и наглости, что можно браться за разные дела, которые не делала раньше, и из этого может что-то получиться.

Короче, я первый раз в жизни снимаю с детьми фильм! Небольшой, минут на пятнадцать. Я его сценарист, режиссер, бутафор и оператор. Только с монтажом мне обещали помочь. Так что вместо заданий я пока что рисую заставки и клею реквизит. Получится ли что-то? Пока не знаю…»

«Весь лагерь — это прямой, а не побочный эффект нашего семинара.

Дети, родители, дух и взгляд… Таня слепила из марципана не символ кошки, а совершенно живую кошку! Салфеточные куклы, бумажная скульптура — все вдохновленные московским семинаром… Все это передается детям, а значит, они это передадут своим детям, так как все это происходит в возрасте запечатления матрицы детства!»

«За последний год у меня резкий скачок в игре на гитаре, а именно — плавность, непрерывность, чувство темпоритма, беглость пальцев, свободное движение кисти.

Это же все эффекты лепки!

Дети вышли в самостоятельную лепку и рисование.

По выходным, когда у нас ансамбль, мы оставляем малышей одних дома. Чем, вы думаете, они занимаются? Рисуют и лепят, радуют нас своими открытиями.

Один из побочных эффектов — может, не самый приятный, но мы терпимо к этому относимся, — пластилин у нас всюду. Вроде и место отведено, и немалое — большая часть комнаты, но все равно: Сема лепит то в туалете — потому что рядом вода, где можно погреть пластилин, то на подоконнике — потому что рядом батарея, и можно кусочки расплавить. В общем, достается папе при уборке квартиры».

«Дорогие мои, то, что вы описываете, на скучном языке называется междисциплинарным обучением.

В Терезине нельзя было учить еврейских детей, но можно было проводить с ними досуг. И вот тамошние взрослые придумали обучать детей математике через музыку, музыке — через рисунок и т. д. Они писали в лагере, что создают школу будущего. В результате те из детей, что выжили, сдавали экзамены экстерном по всем предметам с перескоком в несколько лет, и это при такой психологической травме! То есть, занимаясь творчеством, ты получаешь дивиденды в областях совершенно разных. Мир — цельный, и, постигая законы гармонии в любом виде искусства или в точных науках, ты совершенствуешься в разных областях.

Понимание приходит, потом понимаешь, что ничего не понимаешь, потом — что что-то понимаешь, потом бац — озарение — и на секунду понимаешь все. Потом опять не понимаешь… но уже на более высоком уровне непонимания. Потом опять прорыв. Так это и идет».

Тайм-аут

Последняя неделя до открытия. Все работы, кроме детских, оформлены и сгруппированы, картины принесены из архива. Стол и стулья — на месте. Тексты на рейки разрезаны на полосы и разложены по местам. Витринные ящички готовы для заполнения фотографиями, тексты в большие витрины отпечатаны. Витрины для кукол сделаны, три экрана для писем Кина установлены, чертеж для объекта в центре двора утвержден начальством, Франте осталось напечатать огромные фотографии на водонепроницаемой бумаге. Зеркало, на котором будет написано «Ты подумай о том, кто, в зеркало глядя, безотрывно рисует себя самого», вырезано по формату.

Пора «капитально оттянуться», как говорит Маня. Она едет в Прагу на чемпионат по снукеру, а я — в Брно, где мы встречаемся с моим давним приятелем и его друзьями и все вместе идем в поход — двадцать пять километров по горам и долинам. Лет десять тому назад с ним же и его студентами, которые, наверное, за это время стали докторами наук, мы из Брно ехали до Микулова и оттуда шли двадцать пять километров по направлению к австрийской границе. Первые десять километров — сплошные скалы. Рядом со мной оказался студент из Голландии. Он изучал цыганский вопрос в Чехии и вообще был озабочен ростом националистических тенденций в Европе. Сам он был метисом, усыновленным ребенком в добропорядочной голландской семье. Как и я, он не умел лазать по горам. Истекая потом, с высунутыми языками, мы брали очередной рубеж.

Под вечер мы выбрались на асфальтированную дорогу. Я летела по ней, едва касаясь ступнями тверди. Никогда прежде не испытывала я такого состояния легкости.

«Капитальный оттяг» начался с поездки в битком набитом автобусе. Он привез нас из Брно на центральную площадь какого-то города с булыжной мостовой, барочным костелом и скульптурой местного святого. Здесь мы позавтракали и отправились на смотровую площадку, буквально утопающую в лиловой и белой сирени. Завороженная буйным цветением, я не заметила гор вдалеке, однако обратила внимание на то, что многие явились с лыжными палками. Мой приятель тоже. И обувь на всех была основательная.

— Это специальные палки для ходьбы, — объяснил он мне. — Те, кто без них, будут идти медленней, вот и все.

— Но я могу потеряться.

— Держись вон той женщины, — указал он на толстую тетку в красной кофте. — Если что, позвони мне по мобильнику.

Если такая глыба решилась идти в поход без снаряжения, мне беспокоиться не о чем, подумала я заносчиво.

Поначалу дорога была приятной — перелески в цветочках, узкие тропинки в уже высокой траве, родник, где все по очереди наливали воду в пластмассовые бутылочки, десятиминутные передышки на полянах, под развесистыми деревьями, женская болтовня, в которую я не вникала, пиво, которое я не пью, — и снова в путь.