Максим Гуреев - Альберт Эйнштейн. Теория всего

Впрочем, одиночество девушки было недолгим. Вскоре она встретила молодого скульптора Петра Бромирского, который ввел ее в художественную компанию, где Воронцова имела оглушительный успех.

Маргарита Конёнкова (1895–1980).

Однажды, рассматривая фотографическую карточку, на которой была изображена Маргарита, известный московский скульптор, член Императорской академии искусств, «русский Роден», как его называли, Сергей Тимофеевич Конёнков был поражен. Позже он писал: «Девушка на фотографии была так прекрасна, что показалась мне творением какого-то неведомого художника. Особенно прекрасным был поворот головы. И руки – необыкновенно красивые руки, с тонкими изящными пальцами. Таких рук я не видел никогда!»

«И вот был выточен из дерева первый портрет Маргариты Ивановны, и с ним вошла в жизнь Сергея Тимофеевича любовь и прогнала его одиночество. Отошли в сторону мужики, мастеровые с постоянной четвертной бутылкой водки, которую я, бывало, прятала от всей честной компании, где-нибудь, зарыв ее в углу в стружки. Пришла забота женских рук, прелестных ручек Маргариты, пришло время заменить косоворотку свежими воротничками рубашки и галстуком, а высокие сапоги – элегантными ботинками, и незаметно я отошла от повседневного пребывания в мастерской».

1917 год Сергей Конёнков и его молодая жена встретили восторженно. Скульптор принял активное участие в реализации плана монументальной ленинской пропаганды. В 1923 году Сергей и Маргарита Конёнковы приняли участие в выставке русского и советского искусства в Нью-Йорке. Тогда в Соединенных Штатах предполагалось пробыть несколько месяцев, но поездка затянулась на двадцать два года.

Вполне возможно, что, уезжая за океан, Маргарита Ивановна уже была сотрудником НКВД. Постоянно находясь при муже и великолепно владея английским языком, она отвечала за культурную работу: устраивала выставки, банкеты, встречи, была вхожа в советское посольство в Нью-Йорке, выступала в качестве организатора различных мероприятий для людей искусства. Интересно, что в Америке продолжились романтические отношения Конёнковой с Шаляпиным. В числе ее поклонников был и Сергей Рахманинов.

Во второй половине 1930-х годов в США сложилась весьма разветвленная агентурная сеть НКВД, работу которой возглавила полковник госбезопасности Елизавета Юльевна Зарубина (в девичестве Розенцвейг), на тот момент блестяще организовавшая поимку и арест Якова Блюмкина.

Сергей Тимофеевич Конёнков (1874–1971).

Бывший начальник Четвертого (диверсионно-разведывательного) управления НКВД—НКГБ Павел Судоплатов писал: «Жена известного скульптора Конёнкова, наш проверенный агент, действовавшая под руководством Лизы Зарубиной, сблизилась с крупнейшими физиками Оппенгеймером и Эйнштейном в Принстоне. Она сумела очаровать ближайшее окружение Оппенгеймера. После того как Оппенгеймер прервал связи с американской компартией, Конёнкова под руководством Лизы Зарубиной и сотрудника нашей резидентуры в Нью-Йорке Пастельняка (Лука) постоянно влияла на Оппенгеймера и еще ранее уговорила его взять на работу специалистов, известных своими левыми убеждениями, на разработку которых уже были нацелены наши нелегалы и агентура…» И далее: «…существенной была роль Михоэлса <…> в разведывательной операции по выходу на близкие к Эйнштейну круги ученых-специалистов, занятых разработкой в то время никому не известного “сверхоружия”. Эти люди встречались с близкими семье Эйнштейна русскими эмигрантами супругами Конёнковыми, и через них, правда в устной форме, к нам поступала важная информация о перспективах нового “сверхоружия”, обсуждавшихся в Принстоне при участии Ферми и Оппенгеймера. Координацией всей этой работы по линии нашей разведки в США занимались кроме Зарубиных Хейфец и Пастельняк».

Михоэлс Соломон Михайлович (1890–1948) – актер, режиссер, театральный педагог, народный артист СССР.

Хейфец Григорий Маркович (1899–1984) – подполковник НКВД—МГБ.

Пастельняк Павел Пантелеймонович (1905–1963) – полковник госбезопасности.

Зарубин Василий Михайлович (1894–1972) – генерал-майор госбезопасности, муж Елизаветы Зарубиной.

Однако вернемся к событиям 1935 года, о которых уже шла речь в предыдущей главе. В этом году Альберт Эйнштейн посетил первый сеанс известного русского скульптора Сергея Тимофеевича Конёнкова, который по заказу Принстонского университета приступил к изготовлению скульптурного портрета великого ученого. Здесь, в нью-йоркской мастерской художника (по другой версии, Конёнков несколько раз приезжал в Принстон), Альберт познакомился с супругой Сергея Тимофеевича – Маргаритой Ивановной Конёнковой (в девичестве Воронцовой).

Теперь-то мы понимаем, что эта встреча была далеко не случайной и через Марго Альберт Эйнштейн и Маргарита Конёнкова, разумеется, были давно знакомы заочно.

Вот как описала Маргарита Ивановна сеансы в мастерской мужа: «Он [Эйнштейн] был удивительно скромным человеком, не любил никаких официальных собраний, в шутку говорил, что известен своими пышными волосами. Когда Сергей Тимофеевич работал над портретом Эйнштейна, тот был очень оживлен, увлеченно рассказывал о своей теории относительности. Я очень внимательно слушала, но много понять не могла. Мое внимание поощряло его, он брал лист бумаги и, стараясь объяснить свою мысль, делал для большей наглядности рисунки и схемы. Иногда объяснения меняли свой характер, приобретали шутливую форму – в такую минуту был исполнен наш совместный рисунок – портрет Эйнштейна, – и он тут же придумал ему имя: Альма, то есть Альберт и Маргарита».

Работа над бюстом нобелевского лауреата подвигалась неспешно.

Скульптор Конёнков, который еще в Москве славился своими весьма нетривиальными выходками (например, в 1905 году он самолично вооружил команду уличных бродяг и вместе с ними защищал ресторан «Прага» на Арбате), остался себе верен и за океаном. Теперь неистовые загулы с медведями и цыганами уступили место не менее неистовому богоискательству Сергея Тимофеевича. Конёнков неожиданно стал ярым почитателем Чарльза Тейза Рассела, американского религиозного деятеля, исследователя Библии, основателя движения свидетелей Иеговы.

Однако если Маргариту это очередное увлечение ее мужа нисколько не удивило: в России художник бывал куда более необузданным, то на Эйнштейна теософские искания русского скульптора произвели сильное впечатление.