Франсуа Тайяндье - Бальзак

Всё происходящее не помешало ему в апреле выдвинуть свою кандидатуру в Учредительное собрание[7]. Разве обществу не нужны просвещённые умы, которые направляли бы народ и напоминали ему о необходимости сильной власти? Его не избрали.

Среди всей этой сумятицы его пьеса «Мачеха», поставленная в мае, не вызвала никакого интереса публики. Ирония судьбы: из всех его пьес критика впервые хорошо отозвалась именно об этой. Он работал над другой пьесой — «Мерка-де», которая была принята к постановке в «Комеди Франсез», но при жизни автора так и не увидела сцены. Между тем это единственная пьеса Бальзака, которая прошла с некоторым успехом.

В июле, когда буржуазная республика свирепо обрушилась на рабочих, Бальзак гостил в Саше у своих друзей Маргонов. В конце лета он вновь уехал на Украину. Он даже подумывал о том, чтобы поселиться там навсегда. Франция его больше не интересовала. Приехав на Украину, он ожил, задумывал один проект за другим, просматривал свои рукописи, но организм его уже не выдерживал. Мозг и сердце быстро уставали, кровообращение было нарушено, усиливалась одышка. Он провёл в России весь 1849 год, и за это время Французская академия дважды отклоняла его кандидатуру. За него было подано всего два голоса, хотя Виктор Гюго сделал всё что мог. Бальзак был удручён: он надеялся положить в свадебную корзину хотя бы своё избрание в это почтенное учреждение. Это было для него тем более важно, что его отношения с Евой были отравлены денежными проблемами. Обустройство дома на улице Фортюне обошлось очень дорого, и всякий раз, когда Бальзаку угрожал какой-нибудь особенно настойчивый кредитор, платила за него она. Всё это создавало гнетущую обстановку.

Тем не менее в марте 1850 года он наконец добился того, чего так долго ждал, — руки Эвелины Ганской. Бракосочетание состоялось в церкви Святой Варвары в Бердичеве. С того дня, когда он получил первое письмо от Иностранки, прошло 18 лет. Но этот столь долгожданный момент наступил слишком поздно. Мог ли он, мучимый всеми возможными болезнями, всё ещё верить в возможность счастья? И будет ли счастлива она с этим пятидесятилетним мужчиной, здоровье которого оставляет желать лучшего? Что касается принятого ею решения, то возникает печальная мысль, что после долгих колебаний она в итоге пошла за него замуж из жалости. Да, можно сказать с полной определённостью, что всё пришло к нему слишком поздно…

Через несколько недель они уехали в Париж. Это долгое путешествие обернулось настоящим кошмаром. До этого в течение нескольких месяцев Бальзак непрерывно ходил по врачам. Он тяжело дышал и опухал. От какой болезни он страдал? Это не совсем ясно. Его мучил бронхит, натруженное сердце давало сбои. Врачи говорили и о водянке. Ясно одно: долгое путешествие при таком состоянии стало для него пыткой. Ева де Бальзак с тревогой смотрела на своего супруга, который силился бодриться. С тревогой и с нежностью. Она не могла оставаться равнодушной к человеку, чьим гением восхищалась и который так долго и преданно её любил.

Они приехали в Париж поздним майским вечером, когда уже стемнело. Этот момент, о котором Бальзак так долго мечтал, он встретил изнеможённым и страждущим. Мать Бальзака, извещённая письмом о времени их приезда, всё приготовила к встрече, но она была испорчена неприятным случаем. Слуга, которому было доверено их встретить, неожиданно впал в безумие и отказывался открывать двери. Пришлось пойти к слесарю и будить его посреди ночи. В таких мрачных обстоятельствах Бальзак предъявил любимой дом, который сам купил и великолепно, как он думал, обставил. Ева де Бальзак от увиденного пришла в замешательство. Этот большой, некрасивый и неуютный барак он набил всевозможным старьём, достойным коллекций кузена Понса. Комнаты, отделанные с кричащей роскошью, были неуютны.

Иногда о госпоже Ганской судят довольно сурово. Говорили, что она не любила Бальзака и вышла за него неохотно. Возможно, так и было. Только надо себе представить, каково ей было оказаться в этом чужом городе, вдали от того мира, в котором она выросла и жила. Конечно, муж её человек знаменитый, но ей приходится платить за него огромные долги, а сам он, похоже, готовится сыграть в ящик. Очень трудно допустить, что от всего этого она была в большом восторге.

Было видно, что это страшное путешествие унесло остатки его сил. Он с трудом ходил, терял зрение. Врачи рекомендовали ему полный покой. В разных частях тела появлялись опухоли. Ему делали кровопускания, пункции. Из него выходило много воды. В начале лета его друг Теофиль Готье, уезжавший в Италию, решил навестить его и попрощаться. Он послал ему записку, в которой просил назначить время встречи. Ему ответила госпожа де Бальзак: муж не может принять гостя. В конце письма Бальзак написал нетвёрдой рукой: «Я больше не могу ни читать, ни писать».

Готье был потрясён. «Мы сохранили как реликвию эту печальную строку, — писал он позднее, — вероятно, последнюю, написанную автором “Человеческой комедии”. Это был его последний крик, “Или, лама савахвани”[8] мыслителя и труженика».

Поздним вечером 18 августа Виктор Гюго, узнав, что его собрат по перу совсем плох, явился к нему уже на улицу Фортюне. Он оставил описание этой страшной сцены. Комната, наполненная зловонием. Врачи разместили в ней какие-то составы для подавления дурного запаха гангрены, появившейся на ноге пациента. Бальзак лежал сильно похудевший, бледный, заросший бородой. Гостя он не узнал. Той же ночью он умер.

С лица покойного не успели снять гипсовую маску, как это было принято: уже через несколько часов после смерти ткани лица начали разлагаться.

Существует предание, согласно которому агония Бальзака сопровождалась непристойным поведением его жены. Якобы она в последние часы жизни мужа принимала в соседней комнате любовника. Именно этот последний, художник Жигу, годы спустя рассказал о такой сцене писателю Октаву Мирбо, который расписал её, сдобрив жутковатыми деталями, вполне отвечающими его «чёрной» стилистике. Но не все биографы принимают эту историю на веру. Ева де Бальзак впоследствии, действительно, стала подругой Жигу, но познакомилась она с ним, вероятно, через несколько месяцев после смерти мужа, когда художник писал портрет её дочери.

В ночь на 19 августа Виктор Гюго, вернувшись к себе, сказал, что Европа потеряла одного из своих великих умов. Его восхищение Бальзаком было искренним и глубоким. Поэт эпического размаха понял, как романист видел мир и в чём была его цель. Когда во время заупокойной службы в церкви Сен-Филипп-дю-Руль какой-то чиновник, стоявший рядом с ним, назвал Бальзака «выдающимся человеком», он строго сказал в ответ: «Это был гений».