Мирон Хергиани - Тигр скал

Не без труда нам удалось перебороть себя. Мы за­горелись прежним азартом, и вот уже застучали молот­ки — переклички между связками. В лагере было опять все в порядке. Мы осваивались с туманом.

Когда я глянул на часы, оказалось, что на те двадцать метров нам понадобилось более ста двадцати минут.

— Сколько крючьев мы использовали на этом участ­ке?—спросил я Михаила, когда менялись связки.

— Десять шлямбурных и пять обыкновенных, скальных,— ответил он. Ответил уверенным, спокойным голо­сом. Это было самое главное для нас.

ПИРИБЕ ГВАРЛИАНИ:

... — Один белый — группа в порядке, два белых или два зеленых—продление контрольного времени. А красный...— Михаилу трудно говорить.— Крас­ный...— Он умолкает.

Я сижу перед ним на валуне. На коленях у меня — раскрытая тетрадь, я записываю в нее каждое его слово.

В тревожном смущении оглядываю молчаливые лица.

Джокиа, Гиви, Михаил-Младший, Джумбер и Шалико — все молчат.

Даже горные индейки замолкли, затаились где-то вдали, даже их свист не нарушает молчания и тишины, объявшей все вокруг. И вороны не кружат внизу — укрылись в нижних скалах.

С тех пор как альпинисты вступили в единоборство с горами, во времени возникла какая-то новая минута. Это — минута молчания, которая наступает всякий раз, как заходит речь о красной ракете. За красной ракетой стоит то, что на языке альпинистов зовется несчастьем.

— Красная ракета — группе плохо, требуется не­медленная помощь. Контрольный — до двадцать шесто­го августа,— кратко заканчивает Михаил.

Я закрываю тетрадь с сигнальными знаками и бережно прячу ее. Будто от нее зависит судьба това­рищей. Михаил встает. Ребята вскидывают на плечи рюкзаки. Михаил подходит ко мне и тихо говорит:

— Я еще в жизни не выбрасывал красную ракету... Но если ты увидишь ее, знай: пусть вспомогательный отряд не пытается подниматься снизу, ничего не выйдет. Лучше действовать с вершины...

Они ушли.

 Я, кинооператор Борис Крепс и врач экспедиции Хито Мусэлиани остаемся во вспомогательном лагере. С нами одиночество и пустота. Впереди сверкает Чаладский ледник. Весь, словно изрубленный, бесконечно длинный, он простирается кверху, к подступам вершин Чатини и Ушбы и теряется там, сливаясь с облаками.

Ребята пойдут по этому леднику, поставят палатку, чтобы оттуда рассмотреть юго-восточную стену Ушбы, которая похожа на пещеру с разинутым зевом. На эту стену еще не ступала нога человека. Сколько экспеди­ций возвращалось оттуда ни с чем! Шестисотметровое Зеркало — это не шутка!.. Там их ждет тяжелейшая работа с молотками, ледорубами, шлямбурными крючь­ями. Ждет перспектива висеть на веревках в течение десяти суток.

...Мышляев отказался от восхождения на Зеркало. Михаил продолжал упорно думать об этом.

Идея покорения Зеркала не отпускала его. И тогда Михаил поделился с отцом своей мечтой. Через короткое время отец и сын Хергиани отправились к основанию юго-восточной стены. Два часа вдумчиво, сосредото­ченно рассматривали стену. Составили варианты, взве­шивали все «за» и «против». Когда возвращались до­мой, отец сказал: «Если подберешь надежных ребят, сможете покорить Зеркало».

С того дня началась серьезная подготовка. Посте­пенно выявлялись желающие штурмовать Зеркало.

Они собрались и стали готовиться идти на Ушбу и возвестить ей, грозной в своей неприступности, о мощи и неодолимой силе человека... Они шли отомстить за погибших на ее склонах.

— На другой день меня ждал сюрприз. К моей ра­дости, Михаилу стало лучше. Он пришел в сознание, речь его стала нормальной, осмысленной. Все это во­одушевило меня и настроило на рабочий лад. Во мне окрепла уверенность, что мой Михо поправится, что я спасу его... Всю ночь меня мучило иное предчувствие, и вот!.. В эти минуты на свете не было человека счаст­ливее меня. В один миг перед глазами возникли улицы Тбилиси, родные, друзья, здание альпклуба... Нам по­жимают руки, нас утешают: ничего, не огорчайтесь, главное — всё благополучно, будем живы, посчитаемся с пиком Победы...

«Все благополучно...»

Да, главное — чтобы все было благополучно, все были бы живы-здоровы... Пока человек жив, он может творить чудеса, может совершать подвиги.

 Погода тоже хорошая, погода тоже будто подбадри­вает меня. Потеплело. Теперь надо двигаться, дей­ствовать, бороться. Природа помогает нам, дело за нами!

«Но они? Где они? И как они?..»

Я вышел из нашей пещеры. Ого, вот новости — над нами, в нескольких метрах всего, палатка!

— Эге-эй! — радостно закричал я.

Из палатки высунулась голова Кузьмина.

— Ты откуда тут взялся? — удивился и он при виде меня.

Наше убежище в снегу невозможно обнаружить с первого взгляда.

— Мы здесь, в этой вот берлоге.

— Михо там?

— Там, конечно.

— Габлиани и Кухианидзе тоже там?

Что такое?! Габлиани и Кухианидзе? Почему они должны быть там? Как? Я ничего не могу понять... Меня словно огрели по голове молотком. Неужели столь радостно начавшееся утро обманет меня? Неужели я напрасно так обрадовался палатке, появившейся над нами?..

— Вы не видели Илико и Тэмо? — снова окликнул меня Кузьмин.

— Но вы ведь были вместе, вместе вышли и...

— Мы потом разделились и разминулись...— запи­наясь, говорит Кузьмин.

«Как же вы потеряли друг друга в двух шагах! — в отчаянии думаю я.— Как это произошло?..»

Но сейчас не время размышлять о том, как это произошло. Надо действовать. Надо что-то предпри­нимать. Но что?

В это время высоко на гребне появились две фигуры. Илико и Тэмо! Черепашьим шагом спускаются они вниз. Я немного успокоился. Залез обратно в нашу пещеру и стал готовить Михаила. Пришли Кузьмин и Джумбер. Общими усилиями мы усадили Михо на снег и стащили вниз. Этот участок, примерно метров в триста, ровный и безопасный. В двух-трех местах, где были на пути скалы, Михо поднимался на ноги и при моей поддержке шел сам. Опасность его как-то отрезвляла, потому я сознательно выбирал скалистые участки.

Кириллу и Джумберу тоже трудно идти. Порой нам даже приходится ждать их. Потому спуск до седловины занимает очень много времени. Спустившись до 7000 метров и оглянувшись назад, мы нигде не обнаружили Илико и Тэймураза. Остановились и стали их ждать. Тем временем похолодало. Было, вероятно, градусов сорок ниже нуля. Я опять отрыл яму на подходящем участке склона, устроил убежище. Усадил туда Михо, а сам стал подниматься по гребню. Уже семь часов, вечерний сумрак быстро сгустится во тьму,— надо успеть помочь товарищам. Поднявшись всего на не­сколько шагов, я увидел их. У Илико все лицо почер­невшее и посиневшее. На одной ноге нет шекльтона, но он, по-видимому, и не чувствует этого. Говорит с трудом. Я срочно поставил палатку, которая была у них с собой, зажег примус. Сразу стало тепло. Потом я зака­тал штанины его брюк, и... обе ноги были как ледяные! Начинаю растирать, мять, хлестать... Не переводя духа, массирую, растираю, потом бегу к Тэймуразу и Джумберу. От него — к Михо.