Павел Федоров - В Августовских лесах

- Саша, поди-ка сюда, - позвала она мужа. - Послушай, как они разговаривают. Ты только послушай!

Шарипов подошел и, обняв ее за плечи, встал рядом. Слава и Оля продолжали свой спор.

- Он говорит: "Тебя кошка исцарапала, а папа сказал про меня, что я хороший мальчик". Милые вы мои! Когда только вы успели подрасти?

- Я тоже часто об этом думаю и удивляюсь. Как будто мы совсем недавно на Дальнем Востоке отпаивали Олю козьим молоком. И Славке уже скоро три года! - Помолчав, Шарипов спросил: - Как ты себя чувствуешь?

- Все, кажется, хорошо...

- По-моему, тебе нужно на этих днях поехать в Гродно. Звонил Зиновий Владимирович. Мария Семеновна ждет тебя. Рядом с ними открыли замечательный родильный дом...

- Как же вы тут без меня будете жить? - спросила Клавдия Федоровна.

- Проживем! Теперь Александра Григорьевна здесь, - ответил Шарипов.

- Я подумаю... Кстати, приехала Галина. Мы, может быть, вместе и уедем. Сегодня Александра Григорьевна созывает гостей, придет и Галина. Будем справлять сразу две свадьбы! А то получилось как-то ни то ни се.

- Ну что ж, справим две свадьбы...

В дверь постучали. На пороге показался Сорока. В руках у него на таловом кукане висело полдесятка толстых, как поросята, линей. Они еще были живые. Двулапчатый хвост последнего, шириной в добрую ладонь, шлепал по полу.

- Коллективный вам подарочек, Клавдия Федоровна! Куда можно положить? Лини, товарищ политрук, отменные!

Клавдия Федоровна поблагодарила и, приняв рыбу, спросила:

- Какой же праздник сегодня? Я что-то не припомню.

- Завтра праздник. Соревнование по волейболу с первой заставой. Надо товарищей угостить на славу... Тренироваться будем, товарищ политрук? А то первая хвастается обыграть!

- После обеда обязательно начнем тренировку. Рыбы много поймали?

- Порядочно, килограммов тридцать, - ответил Сорока. - А насчет волейбола будьте спокойны, не подкачаем.

Когда Сорока ушел, Клавдия Федоровна задумчиво проговорила:

- Замечательные у нас на заставе солдаты! Мне думается, что лучше их и людей на свете нет. Или я так привыкла к ним?

- Что и говорить, народ хороший. Смотри, Сорока-то как выправился, не узнать.

- Вот и я говорю, - как-то рассеянно отозвалась Клавдия Федоровна и, поправляя на окне занавеску, тихо добавила: - Знаешь, Александр, я давно хотела спросить тебя, да все не решалась...

- Давно бы и спросила, не откладывала. Ты, я вижу, чем-то встревожена? - сказал он, беспокойно поглядывая на жену.

- Последнее время я плохо сплю. Ты сам понимаешь, думаю. Слышу, как каждую ночь на той стороне гудят моторы, много моторов. Такой гул, что земля начинает вздрагивать. Сначала думала, что это мне снится... Иногда слышу человеческие крики, неприятные голоса... И речь непривычная. Если тебя нет, жутко становится, Олю иногда разбудить хочется. От коменданта ты ничего не слышал, ничего тебе не известно?

- Мне ничего не известно, - покусывая губы, негромко проговорил Шарипов и, достав портсигар, торопливо закурил, но, взглянув на усталое лицо жены, погасил папиросу.

- А моторы гудят - это армия маневры проводит... Обычное явление, сказал он неопределенно.

- Нет, это не обычное явление. Я не первый день живу на границе. Какая против нас стоит армия? Германская! Ты мне не толкуй! Я знаю, кто наши друзья, кто враги!

- Допустим, что так. Зачем же себя расстраивать?

- Удивительно, как ты можешь спокойно говорить! Неужели Красная Армия стала бы маневрировать с танками у самых пограничных столбов! Это была бы какая-то демонстрация, вызов!

- Ну, положим, фашисты давно уже воюют и все время демонстрируют свою технику. Пугают слабонервных людей. Но мы-то не слабонервные... А в данном случае ты просто преувеличиваешь.

- Но какое право имеют фашисты маневрировать у нашей границы? Не то говоришь, не то, - быстро замахала руками Клавдия Федоровна. - Сегодня опять всю ночь тарахтели...

- Ну и пусть тарахтят! Тебе нельзя волноваться. Ты сейчас находишься в таком положении, вот тебе и чудятся разные страхи...

- Мне не двадцать лет, четвертого ребенка жду. Не о себе я тревожусь, пойми, вот о них! - Клавдия Федоровна показала рукой на помирившихся и беззаботно игравших детей.

- Все я понимаю, Клава, и знаю, что тебе нужен покой, большой и заслуженный покой. Сколько мы уже с тобой пережили, переезжая с места на место! Тебе нелегко переносить в таком положении это соседство с фашистами. Думал отправить вас на Днепропетровщину, к бабушке, но сейчас уже поздно. Да ты, я знаю, и сама бы не поехала. Вот скоро получим отпуск и махнем вместе с нашим выводком. В Днепре покупаемся, рыбу половим. Ну, а что соседи озорничают, так у нас с тобой и на Дальнем Востоке и в Средней Азии спокойных соседей не было.

- И правда! Напустила я, видимо, на себя лишние страхи...

Однако Шарипов и Усов отлично понимали, что фашисты, захватив Польшу и приблизившись к границам Советского Союза, затевают что-то серьезное. Их провокации с каждым днем становились все очевидней. Из отряда был получен приказ быть в постоянной боевой готовности.

Сегодня была суббота. Все на заставе было обычным, будничным. Клавдия Федоровна видела, как со смехом выскочила из своей комнаты Шура, за ней с кружкой в руках - Усов. Он догнал ее и облил водой. Потом они стояли друг против друга, молодые, радостные, сильные, и смеялись. Шура, изловчившись, схватила с головы мужа фуражку и начала ерошить его светлые вьющиеся волосы. Усов вдруг резко выпрямился, быстро одернул гимнастерку, пригладил волосы и наклонился к жене:

- Шалунья, смирно! Отдай фуражку!

Он выразительно показал глазами на ворота. Там часовой пропускал мимо себя наряд пограничников, вернувшихся с охраны границы.

Пограничники остановились около фанерной дощечки, где было написано "Разряжай", с другой стороны от выхода из казармы висела вторая дощечка с надписью "Заряжай". Солдаты, щелкнув затворами, вынули из магазинов патроны. Кладя обойму в подсумок, Юдичев сказал:

- В свастику бы их разрядить, чтобы не нахальничали.

- Не положено, - мрачно ответил Башарин и, поглядывая на кончик патрона, сам подумал именно о том же.

- Это известно, что не положено, - вздохнув, продолжал Юдичев. - Но палец у меня все время шевелился на спусковом крючке.

- Может, и шевелился, а раз не положено, значит, точка!

Проверив оружие, дежурный разрешил пограничникам идти.

Надев фуражку, начальник заставы пошел в канцелярию. Там он принял доклад старшего наряда. Сурово и гордо звучали торжественные слова:

- Пограничный наряд в составе младшего сержанта Башарина и рядового Юдичева прибыл с охраны границы Союза Советских Социалистических Республик!.. За время несения службы нарушения государственной границы не обнаружено. Докладывает старший наряда младший сержант Башарин.