Кирилл Хенкин - Охотник вверх ногами

Так, отправляя людей в тыл к немцам во время войны, инструктировали: «Если попадетесь и будут казнить, кричите: "Да здравствует товарищ Сталин!"»

И еще впечатление, которое осталось у Донована (следовательно, то, которое хотел на него произвести Вилли), — адвокат все время видит в нем военного, офицера. Он пишет, что не завидовал бы молодому лейтенанту, над которым Вилли был бы начальником. Он видел в Вилли служаку.

А между тем, Вилли не мог бы командовать даже взводом. Его военные знания ограничивались воспоминаниями о службе в 1924 году в радиотелеграфном полку. Даже полагавшийся ему как офицеру КГБ пистолет он во время войны никогда домой не приносил. Держал в сейфе на работе.

Все разнообразные и подчас поверхностные интересы Вилли приводятся в порядок и настраиваются на определенный лад.

Спору нет, Вилли Фишер и его двойник Эмиль Гольдфус любили почитывать книжки по математике. Но ведь в потоке детективных романов! Вилли сам их мечтал писать и все подбивал меня с ним сотрудничать.

А полковник Абель детективных романов что-то не читает. У него вроде и нет других забот, как заниматься теорией чисел, чертить план перестройки тюрьмы, обучать бандита-сокамерника французскому языку.

Это не чистый наигрыш. Вилли кичился всяким знанием. Слова, кажется, Эдуарда Эррио — «культура — это то, что остается, когда все забыто», — не для него. Для Вилли культура не общий стиль, не тонкость восприятия жизни и идей, а сумма конкретных знаний. В идеале — энциклопедический словарь. Человек, умеющий пользоваться логарифмической линейкой, выше человека, не обладающего таким умением.

Для роли полковника Абеля мобилизован весь обширный запас способностей и знаний дилетанта Фишера.

А среди свойств его характера бросается в глаза особо жесткая партийная позиция, способность обо всем судить, пусть даже прямо этого не говоря, с позиций «единственно научного учения». Эмилю Гольдфусу это вовсе было не нужно, у полковника Абеля — проявляется постоянно. Настолько даже, что один из помощников Донована, Фрэйман, выскажет мысль, что полковник не умен. Он слишком, мол, принимает себя всерьез, лишен чувства юмора. И он прав. Только не в отношении Фишера, а в отношении Абеля.

Для задуманного персонажа юмор предусмотрен не был.

«Тон процесса должен быть достойным. Судят человека, с честью служившего великой стране».

Так говорит полковник Абель, главное действующее лицо и режиссер начинающегося спектакля.

Абель! Суровый, дисциплинированный офицер, четкий в своих решениях и суждениях, «военная косточка».

Накануне начала процесса Донован запишет в дневнике: «Этот процесс не должен превратиться в суд над Советской Россией».

Боже упаси! Это будет плохо не только для подзащитного, но и для репутации американского правосудия. Советские люди должны знать, что их шпиона судили, свято соблюдая конституцию США!

Советские люди этого, разумеется, не узнают. В Советском Союзе книга Донована о процессе послужила материалом для написания множества статей и повестей. Об одной из них пишет журнал «Дон» за февраль 1978 года: «Повесть привлечет внимание читателей очень убедительными фактами, раскрывающими, как в США, руководители которых так много кричат сейчас о якобы попранных в социалистических странах правах человека, грубо нарушается конституция». И дальше: «Одну из глав своей повести автор посвятил незадачливому капитану Гарри Пауэрсу, совершившему беспримерный по наглости шпионский полет над территорией Советского Союза».

Зато суд над Пауэрсом в Москве «как нельзя лучше подчеркивает гуманизм советского строя».

Еще бы! В Колонном зале Дома Союзов откровенно судили не Пауэрса, а «американский империализм», поливая его помоями и обвиняя во всех смертных грехах, — с активной, кстати, помощью не только адвоката Гринева, но и самого Пауэрса.

Так что показ американского правосудия не произвел в Москве ожидаемого действия.

В Колонном зале Дома Союзов разыграли спектакль, задуманный в КГБ и Отделе пропаганды ЦК КПСС. А кто задумал спектакль в Федеральном окружном суде в Бруклине?

В центре всеобщего внимания, под прожекторами внезапной славы — главный герой, советский разведчик полковник Абель. Он на высоте!

Избрав систему защиты, при которой он передает адвокату право говорить от его имени, полковник Абель молчит, так что защитник может его хвалить, а полковник своим молчанием лишь подчеркивать достоверность сказанного, а заодно и свою скромность.

«Я хотел бы иметь в Москве нескольких таких, как он», — скажет о нем директор ЦРУ Аллен Даллес.

Гранитно-твердый, неподкупный, неприступный полковник, олицетворение всех добродетелей, чекист с горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками, молчит. И о его молчание разбиваются суетливые наскоки свидетелей обвинения.

Я имею в виду не агентов ФБР и соседей. Эти только приводят факты. Нет! Я говорю о ключевых свидетелях: о подполковнике Хейханнене, заместителе Абеля, и о завербованном Москвой американском сержанте Рой Родсе. Когда эти двое выходят на сцену, то железный полковник начинает сиять как бриллиант!

В целях конспирации ФБР выкрасило блондина Хейханнена в густой черный цвет. В зале суда появляется некая карикатура на бывшего короля Египта Фарука. Внешность предателя — ничто, однако, рядом с чернотой его морального облика. Все, что может восстановить против него присяжных, — налицо!

Перед людьми, многие из которых еле-еле избавились от тевтонской тяжеловесности речи или милой идишской напевности, людьми, гордящимися своим недавно освоенным английским языком и презирающими тех, кто позже них приехал в страну, появляется человек, говорящий неправильно, с чудовищным финским акцентом.

Перед людьми, отлично усвоившими, что трезвенником быть — хорошо, а пьяницей — дурно, появляется субъект, признающий, что начинает свой день с водки!

Известно, что надо быть чисто бритым, смелым, оптимистом, — а этот тип неопрятен и труслив. От страха и пьянства у него дрожат руки!

Наконец, перед людьми, для которых соблюдение супружеской верности является одной из основ общества, — двоеженец!

Оставив в Советском Союзе жену и сына, он, не разведясь, женился на финской девушке Ханне. Развратник! Когда адвокат Абеля Донован уличает Хейханнена в двоеженстве, ропот возмущения пробегает по залу суда. Тут уже не до разговоров о шпионаже. Потрясены основы!

(И никому, разумеется, не придет в голову заметить, что при обыске у «железного полковника» в номере отеля Лэтэм нашли очень почтенное для человека его возраста и скромного поведения количество презервативов. Даже зловредное ФБР не отнесло эту находку к разряду средств связи с Центром. Так что можно допустить, что и «железный полковник» не все свободные от передач шифровок вечера тосковал по Родине и семье, занимаясь теорией чисел.)