Даниил Гранин - Человек не отсюда

Я был в Берлине на выставке его архитектурных работ. «Все же это грандиозно», — повторяла мне Магда. Мы ходили между проектами, фотографиями построенных зданий. Все воинственно-строгие, заготовленные для столицы мира. Народу было много. Восхищались, осуждали, грустили.

Сегодня трудно понять, почему нам помогало, что мы не знали правил войны (например, когда положено отступать) и не знали в 1941 году, что война немцами начисто проиграна.

Я был в игре. Теперь я вне игры.

Я много выиграл, но больше проиграл.

А все, что выиграл, ничтожно или стыдно.

Режи Дебре: «Человек единственное животное, знающее что-то о своем дедушке».

«Что в человеке меняется, что неизменно, что можно изменить?»

Каждый человек по-своему осознает совесть, по-своему распоряжается ею.

Жизнь — источник радости… Если ты однажды поймешь, что приглашен на этот удивительный праздник жизни, то вдруг откроешь, что простейшие вещи и являются самыми нужными — трава, музыка, собака, книги.

Дети должны рождаться от любви, прежде всего любовью. Дети должны вырастать любовью. Дети воспитываются любовью.

«Мой утренний туалет, — пишет мне работница завода № 212, — я в пальто, выхожу на улицу, достаю тряпку, мою снегом руки, вытираю. Кашу в заводской столовой разбавляю кипятком, в закрытом цеху мы, бабы, справляем нужду». (1941 год)

В конце 1941 года художник Билибин пришел умирать в Академию художеств, туда, где начиналась его творческая жизнь.

Из письма Чикиной Александры Михайловны:

«…На память все больше приходят те моменты, которые помогли кого-то спасти, не дали возможности пасть духом, не позволили опуститься… А разве можно забыть первую премию в первую блокадную весну за подачу тока раньше намеченного, ее вручал управляющий Ленэнерго Борис Петрович Страупе. Она была продуктами!!»

К осени 1941 года стараниями Генштаба удается склонить Гитлера признать Ленинград второстепенным фронтом. Однако в марте 1942 года Геббельс в своем дневнике пишет, что фюрер снова ставит целью Ленинград, главное для него: «Кавказ, Москва и Ленинград». Спустя неделю Гитлер спускает директиву № 41 — окончательно блокировать Ленинград со стороны теперешней Финляндии и овладеть Восточной Карелией. Это апрель 1942 года.

Неудачи в войне с Россией вызвали кризис доверия к Гитлеру. Генералы не стесняются выражать свое недовольство, но и Гитлера возмущает невежество, бездарность его генералитета.

Геббельс пишет: «Оценка фюрером моральных качеств генералитета — уничтожающая. Он априори не верит ни одному генералу».

Ничего себе. Как можно воевать в такой обстановке. Все же генералы нужны. Я, правда, за всю войну видел один раз одного генерала, и то с меня хватило, но, думаю, для чего-то их все же производят. А еще у немцев были фельдмаршалы. Там вообще позволяли себе. Манштейн хотел отстранить Гитлера, снять главнокомандующего.

Мне, рядовому сталинской Красной армии, такое представить невозможно.

Смотрел спектакль в Театре комедии, сделанный Петром Фоменко, «Теркин на том свете». Замечательная эта поэма Твардовского. С момента появления ее и по сей день не нравилась она начальству не только сатирой своей на мертвечину нашей советской жизни, но и тем, чего они сформулировать не могут, а чуют: атеизмом. Атеизм вещь опасная не для религии, а для государства, построенного на вере, например в социализм, в коммунизм. Через тот свет Твардовскому по-новому удалось высмеять наш идиотизм, все давно омертвевшие формулы, которыми мы пользуемся десятки лет. Ни война, ни послевоенное, ни крушение культа — ничего не изменило в этих кумачевых призывах. По-прежнему жует мочало «пламенный оратор». Отдел кадров копается в автобио, проясняет про деда и бабку, та же борьба со штатами, их все сокращают, а они все увеличиваются.

1980

Однажды физик Евгений Львович Файнберг рассказал мне про любопытные опыты над мышами. Был построен домик со многими комнатами. В каждой что-то положили — сало, сыр, питье, орехи, а в одной комнате деревянные фигурки раскрашенные по-разному. Впустили в дом сто мышей. Они разбежались, кто куда. Примерно десять процентов из них заинтересовались комнатой с фигурками. Стали их катать, царапать, кусать — словом, как-то изучать. Эти десять процентов отделили и стали проверять их на иммунность, на здоровье. Оказалось, что по физическим данным они выше остальных мышей. Академик Симонов полагал, что это связано с мозгом. Известно, что мозг человека обладает большими неиспользованными ресурсами. Небольшой процент человек применяет в обыденной жизни. Чем больше этот процент, тем больше вовлекается в действие организм человека. Мыши-исследователи меньше болеют, живут дольше. Можно ли отсюда делать вывод, что природа поощряет творчество? Вероятно, так и есть.

Недаром Господь прежде всего Творец. Божественное в человеке — творческое начало. Большинство людей на самом деле творцы, мать творит из ребенка Человека, обучает его языку, учит ходить, есть, умываться… Наша цивилизация — результат работы бесчисленных творцов. Они придумали колеса, нож, аспирин, носовой платок. Все вокруг нас кто-то когда-то создал. И создает до сих пор. Миллионы изобретателей. Безвестные эдисоны, Менделеевы продолжали работу Первого Творца.

Когда первая советская атомная бомба была готова, к ее испытанию подготовили всю аппаратуру, наблюдательные пункты, назначили срок, и тут Курчатов вдруг заявил, что нужна вышка, откуда можно сверху фотографировать взрыв и все последствия. Вышка высотой метров сто! Его сотрудники не понимали — зачем, что это даст, достаточно наземных наблюдений. Нет, Курчатов настаивал категорически — следует выстроить башню. Никто не понимал физического смысла такого сооружения. Зельдович, Флеров, Харитон пытались переубедить шефа, что эта задержка ни к чему не приведет. Он стоял на своем. Постройка откладывала испытание на несколько недель, даже Берия не мог остановить Курчатова, не было у него аргументов. Курчатов подавлял все возражения неясными соображениями, больше ссылаясь на свое чутье.

Так бывало и раньше, в процессе работы. Ему приносят полученные данные, он смотрит, смотрит: «Нет, неправильно, здесь на кривой должен быть пик. Ничего не знаю, добейтесь вот такого пика. — И поправляет кривую. — Вот что мне нужно». Приходилось добиваться, форсировать, поправлять. В крайних случаях он вынимал из своего шкафа готовую кривую, как образец. Откуда она появлялась, неизвестно. И тут с этой вышкой такое же немотивированное упорство.