Вдоль по памяти - Анатолий Зиновьевич Иткин
Одной из таких его пассий оказалась молодая, но очень крупная редактор, которую кто-то в «Детгизе» прозвал «трёхдюймовочкой». Этот роман с умилением наблюдало всё издательство.
Никольский — балагур и рассказчик; когда он появлялся в редакции, становилось шумно и оживлённо. Рассказы его изобиловали парадоксами. Однажды он говорил, что боится хорошей бумаги: «Самые лучшие, самые живые и непосредственные вещи у меня получались на случайно подвернувшихся под руку клочках плохой бумаги, а на отличном ватмане выходило как-то робко. С некоторых пор я решил, что буду работать на дряни, а дорогой ватман не пожалею на паспарту».
Я пришёл в «Детгиз» ещё студентом и, как сейчас понимаю, мои дебюты были далеко не блестящими. Однако до сих пор удивляюсь такому доброму, снисходительному отношению ко мне тогдашних художественных редакторов.
Иногда в работе мне приходилось изображать животных, но в этом деле я совсем не тянул. В таких случаях худреды обращались к Никольскому, чтоб он меня поучил. Он это делал весьма неохотно, ибо понимал, что «с рук» этому делу не научишь: нужно ходить в зоопарк и самому на натуре постигать сложную премудрость.
Помню, однажды в какой-то работе мне нужно было изобразить льва. Когда-то давно, ещё школьником, я рисовал львов в зоопарке и даже был членом КЮБЗа, но серьёзного умения так и не приобрёл. Нарисованный мною лев С. И. Нижнюю, худреда, с которой я работал, не удовлетворил, и она обратилась к Никольскому, случайно зашедшему в комнату редакции, с просьбой спасти положение.
Он присел за её стол, посмотрел на мой рисунок, сморщился и, не говоря ни слова, на полях паспарту ручкой за две минуты нарисовал совершенно живого льва. Я ахнул, а пока жадно разглядывал этот шедевр, Никольский исчез.
Так же тихо он исчез из жизни. Этот его уход мало кем был замечен, и очень характерно, что ему не нашлось места в огромном томе «Век русского книжного искусства», изданном в 2005 году. Ватагин там есть, Комаров есть, а Никольского нет.
В моей памяти хранится где-то виденная его гуашь: щелястый пол избы ночью. В лунном пятне — малюсенький мышонок лакомится специально оставленным ему угощением.
Сейчас появился на выставках новый анималист, некто Вадим Горбатов. Я с ним, к сожалению, не знаком, но должен сказать, что уровень его мастерства приближается к Никольскому.
Геннадий Владимирович Калиновский
Это был, несомненно, человек выдающихся способностей и воли. Все мы — его друзья и знакомые — сознавали, что рядом с нами ходит гений. Это чувствовалось ещё со времен его «Спартака» Говарда Фаста.
При подходе художника к иллюстрированию авторского текста лозунг должен быть, как у медика: «Не навреди». Успех дела зависит от адекватности формы, соответствия визуального ряда тексту. Калиновский был очень гибок и изобретателен в выборе формы. Он сам рассказывал, как начинает работу над книгой. Ознакомившись с текстом, изучив исторический материал, он запирается в комнате, занавешивает окна, чтоб ничто внешнее его не отвлекало, ложится на диван и начинает думать. Мысленно он перебирает массу вариантов подхода к теме, останавливается на одном, обдумывает всё до деталей, до характера штриха. На это уходит иногда несколько дней. Когда образ будущей книги в его мозгу приобретает устойчивость, он садится за работу и неукоснительно следует задуманному плану. Тут уже необходима воля, не дающая уклониться в сторону. Мало кто может этого достичь, но Калиновский достигал в большинстве случаев.
Всё, что он иллюстрировал, приобретало его личностную окраску, и почти всё совершенно. Я не вижу у него неудач. Его книжки при этом очень разные: «Сказки дядюшки Римуса», «Мэри Поппинс», «Гулливер», «Алиса», «Мастер и Маргарита», — сложные организмы, полные доброго юмора, разнообразной изобретательности, иронии. Перечислять их свойства и особенности нет смысла: работы эти общеизвестны.
Во времена перестройки и распада СССР у всех у нас были проблемы с работой. Разваливались издательства, но возникали и новые, частные предприятия, порой весьма сомнительного свойства. Рвачество, обман, пиратство… В «Доме детской книги» на Тверской была организована выставка-продажа. Обедневшие художники продавали свои варианты иллюстраций. Гена тоже выставил много всего. Среди эскизов были и вполне завершённые иллюстрации к «Мастеру и Маргарите». Он оценил их очень дёшево. Выглядел он больным, говорил невнятно — выпали передние зубы. Он собирал деньги на протезы.
Все его рисунки были моментально раскуплены. Через несколько лет, уже после смерти Калиновского, я увидел эти и многие другие рисунки на выставке в редакции журнала «Наше наследие». Двое частных коллекционеров сосредоточили в своих руках солидный объём его работ.
Вот выдержка из моего дневника за декабрь 2008 года.
«Вчера у нас в гостях была Нина Михайловна Демурова. Она еле ходит (что-то с ногами), но дух её молод по-прежнему. Она рассказала забавный эпизод о Калиновском.
Некий литературовед и собиратель иллюстраций к „Алисе в Стране чудес“ долгое время приставал к Гене, желая получить его рисунки. Гена никак не шёл навстречу его пожеланиям. Тогда этот собиратель попытался завлечь его к себе для демонстрации имеющихся у него рисунков Ващенко к „Алисе“. Калиновский долго отнекивался, ибо он, по-видимому, уже тогда плохо себя чувствовал. Наконец собирателю удалось его вытащить к себе.
Разложив перед Геной работы Ващенко, хозяин неумеренно суетился, постоянно и назойливо комментировал каждый лист. Гена терпел некоторое время, но потом сказал: „Пошли бы вы, друг мой, на кухню, я привык общаться с искусством в полном одиночестве“. Хозяину пришлось уйти на кухню и оставить художника в покое».
Камир
Не сотвори себе кумира
Ты из товарища Камира.
Агния Барто
Старый советский «Детгиз» в пору, когда я начинал с ним сотрудничать в качестве иллюстратора — в 1950-х годах, — был мощным монополистом, снабжавшим детскими книжками все республики Советского Союза. Тиражи этих книжек выражались в шестизначных цифрах. Издательские планы были вполне грандиозными. Издавалось много хороших книг: русская и зарубежная классика, народные сказки, переводы национальной литературы республик СССР и многое другое.
В этом потоке не забывали и заботиться об идеологии. Видимо, специально для этой цели в «Детгизе» имелась должность человека, следившего, как бы чего не вышло по части идеологии. Эту должность занимал некий редактор по фамилии Камир.
Он следил за всем потоком, читал все тексты и просматривал все иллюстрации. Чаще всего его замечания носили рекомендательный характер, но в некоторых одиозных случаях и строго обязательный.
У меня с ним были немногочисленные случайные контакты. Помню один. Просмотрев
