Виктория Федорова - Дочь адмирала
Дальше все пошло обычным, накатанным путем. Молча, не говоря ни слова, конвоир ввел ее в тюрьму, там ей приказали раздеться, отправили в душ, затем выдали тюремную одежду. После чего повели в камеру.
Дверь камеры открылась, и она в страхе отпрянула: в лицо ей ударил кислый гнилостный запах сырого подвала. Надзирательница втолкнула ее внутрь, дверь захлопнулась. Камера была меньше лубянкинской, свисавшая с потолка голая лампочка едва освещала ее. На одной из стен высоко под потолком было узкое зарешеченное окно. Судя по тяжелому, затхлому воздуху, едва ли в него когда-нибудь заглядывало солнце. В углу камеры стояла «параша», у стены — деревянный стол с табуреткой, узкая железная кровать с грязным, скатанным в рулон одеялом. В дверь был вделан круглый глазок.
Зоя с отвращением взглянула на вонючую «парашу». Подойдя к кровати, она шлепнула рукой по матрасу — в воздух поднялся столб пыли, заметный даже в тусклом полумраке камеры. Когда она понюхала руку, ее чуть не вырвало.
Она вернулась к столу и села на табуретку. Она понимала, что вечно сидеть так нельзя. Волей-неволей придется лечь в кровать и использовать «парашу». Но пока еще она ни к тому, ни к другому не готова. Пока еще им не удалось низвести ее до уровня животного.
Она сидела на табуретке, то задремывая, то вновь просыпаясь. Время от времени до нее доносились плач и крики из соседних камер.
Внезапно истошно заголосила какая-то женщина: «Это ошибка! Это ошибка! Я невиновна!»
Какая дура, подумала Зоя. Неужели она еще не поняла, что ее никто и слушать не будет? Мы все тут невиновны, но кого это волнует?
Через маленькое окошко высоко под потолком пробивался серый, унылый свет. Дверь камеры открылась, надзирательница принесла завтрак: кусок плохо пропеченного хлеба с вмятиной сырого теста посередине и кружку кипятка. Ложки с кусочком сахара не было.
Надзирательница повернулась, чтобы уйти, и Зоя протянула к ней руку.
— Подождите. Скажите, где я?
— В Лефортово, — буркнула женщина, закрывая за собой дверь. В замке повернулся ключ.
Лефортово. Восточная часть Москвы.
К полудню от долгого сидения на табуретке мучительно заныла спина. Больше всего хотелось развернуть вонючий матрас и лечь, но она знала, что до наступления ночи ей никто этого не позволит. Наконец, когда боль стала нестерпимой, ей разрешили лечь на кровать.
Развернув матрас, Зоя увидела в нем огромную дыру, из которой торчала серовато-грязная набивка. С нижней стороны матрас был не лучше. Ну что ж, придется смириться. Выбора нет.
Она уже почти заснула, как вдруг почувствовала, что по ее ноге что-то ползет. И по руке.
И тут все ее тело ожгло нестерпимым зудом и острой болью от сотни булавочных уколов. Зоя подпрыгнула на кровати как ужаленная и закричала. По ее телу ползали крошечные красновато-коричневые клопы. Вскочив с кровати, она стала судорожно шлепать себя по бокам, пытаясь стряхнуть их на пол. Чем сильнее она шлепала, тем больше их вылезало. Она бросилась к «параше» и ее вырвало — желудок изрыгнул из себя всю ту жалкую еду, которую она съела за день. Выпрямившись, она увидела в глазке глаза надзирательницы.
Бросившись к двери, Зоя забарабанила в нее кулаками.
— Откройте! Откройте!
Надзирательница приоткрыла дверь.
— Что вам надо?
Зоя протянула ей руки, показывая следы укусов.
— Поглядите! И сюда! И сюда! Лучше убейте меня, но только перестаньте мучить. Здесь же скопище клопов!
Надзирательница пожала плечами.
— Завтра утром к вам зайдет начальник, вот вы все ему и расскажете. Будут приняты меры. Я же сделать ничего не могу. — Она захлопнула дверь и заперла ее на ключ.
Зоя содрогнулась от ужаса — хватит ли у нее сил дожить до утра?
Свет в окошке под потолком сменился сумеречным мраком, темный пол камеры был почти невидим. Действительно клопы ползают у нее под ногами или ей это только мерещится? Да, вон ползет один. Она изо всех сил придавила его ногой. Под ногой ничего не оказалось. Вон еще один. И снова под ногой пусто. Что-то неладное творится с нею.
Она подошла к табуретке, провела рукой по сиденью, отодвинула ее подальше от стола и села, ни на секунду не переставая топать ногами, чтобы отпугнуть клопов. В конце концов она до того измучилась и устала, что так и заснула, сидя на табуретке. Ее разбудила надзирательница, которая принесла ужин: отдающий тухлятиной суп и черствый ломоть черного хлеба. Зоя заставила себя есть. Ее мутило от отвращения, несколько раз чуть не вырвало, но она проглотила все полностью.
Надзирательница, вернувшись за ложкой и кружкой, с издевкой поглядела на нее:
— Ну, так где же ваши клопы?
Зоя снова протянула ей руку.
— Вы считаете, я все это выдумала?
Пожав плечами, надзирательница удалилась.
Зоя задумалась над ее словами.
И правда, куда подевались клопы? Может, они водятся только в матрасе? Может, они чуют присутствие живого человека? А вдруг они сейчас выползут из матраса и снова облепят ее?
А может, их специально подбрасывают в камеру, чтобы мучить ее? Ведь она до сих пор не подписала признания? Но если их подбрасывают, то каким путем забирают обратно?
Забавно! Выходит, бывают клопы, преданные советской власти и работающие на НКВД? Нет. Клопы неподвластны НКВД. Ему подвластны только люди.
Всю ночь она то засыпала, то снова просыпалась. Дважды ее будили клопиные укусы, но каждый раз она обнаруживала только одного клопа. Одного она уж как-нибудь вынесет. Но каждый раз, как она стряхивала клопа на пол, и, наступив на него, слышала хруст, Зоя вздрагивала. Тогда она вставала и принималась ходить по камере, с ужасом ожидая услышать под ногами хруст раздавленных клопов, но нет, все было тихо. Она возвращалась к табуретке и снова задремывала.
Утром в камеру зашел старший надзиратель.
— Что это за ерунду вы несете насчет клопов?
Зоя показала ему следы укусов:
— Ерунда? И вы называете это ерундой? Это самая настоящая пытка.
Надзиратель бросил вокруг себя быстрый взгляд.
— Они уже скрылись.
— Пожалуйста, осмотрите матрас, — сказала Зоя, — Я уверена, их там тьма-тьмущая.
Надзиратель подошел к матрасу. Сунув руку в дыру, он вытащил клок серой набивки. Перебрав ее пальцами, заметил:
— Ничего тут нет. — И направился к двери.
Зоя встала перед ним, преградив ему путь.
— Тогда откуда эти укусы? Я, по-вашему, сама себя искусала?
Надзиратель оттолкнул ее от себя:
— В Лефортово и не то еще бывает.
Зоя снова осталась одна. Она подошла к кровати и, скривившись от отвращения, заставила себя просунуть руку внутрь матраса и просмотреть набивку. Клопов не было. Она тщательно обследовала весь матрас, потом встряхнула его. Ни одного клопа.
