Неизвестен Автор - За чистое небо (Сборник)

Поднявшийся со своего места Леонович, скрывая смущение от такого, несколько непривычного для него, молодого летчика, обращения командира, пожал плечами.

- Да ведь нет времени, товарищ гвардии подполковник, их считать. Их бьешь, а они, как с ума сошли, прут, и все тут.

Раздался дружный смех.

- Как же ты, Иван Семенович, ухитрился сегодня вогнать в землю столько фашистов?

Смущение Леоновича прошло. И он стал рассказывать.

Обстоятельно, со всеми подробностями разобрал действия летчиков своей группы, кого похвалил за смелость и находчивость, а кого и пожурил за излишнюю горячность.

- А в общем все дрались хорошо! - заключил летчик. - Так будем драться и дальше.

Так он и воевал - не ведая страха, не давая пощады врагу.

И когда 24 июня 1945 года дикторы Всесоюзного радио вели репортаж с Красной площади и называли имена многих прославленных фронтовиков участников парада Победы, среди них был назван и гвардии капитан Леонович Иван Семенович, пролетавший в то время в парадном строю авиаторов над торжественной, праздничной Москвой.

- Герой Советского Союза, гвардии капитан Леонович, - говорил диктор, - совершил более 200 боевых вылетов, уничтожил 27 фашистских самолетов.

Сгрудившись у репродуктора, мы мысленно были в эту минуту на Красной площади. Сердца наши наполнялись чувством гордости за нашего однополчанина, боевого побратима, одного из тех, чьим мужеством, самоотверженностью и высоким боевым мастерством ковалась великая Победа.

Л. Хахалин

Друзья с Волхова

Глухая Кересть

Отдельное разведывательное звено лейтенанта Синчука присоединилось к 254-му истребительному авиаполку в апреле 1943 года. Латанные и перелатанные "ишачки" рядом с мощными двухпушечными истребителями Ла-5 выглядели как старое, но грозное оружие. Эту истину наглядно подтверждали ордена и медали разведчиков.

Самым юным из разведчиков был сержант с медалью "За отвагу", высокий, светловолосый и с какой-то необычной походкой. Знакомство с ним чаще всего начиналось с одних и тех же вопросов:

- Сколько же тебе лет, герой?

- Двадцать, - отвечал без особого энтузиазма сержант, не уточняя, что его день рождения приходится на самый конец декабря.

- Медаль-то за что получил?

- Эшелон с боеприпасами подожгли в Подберезье.

- Эскадрильей штурмовали?

- Нет, вдвоем, лейтенант Синчук и я.

- Это который Синчук? Щупленький такой, с "Красным Знаменем"?

- Щупленький! Скажете тоже! - обиженно отвечает сержант. - Видели бы вы, как он фрицев сбивает, какой стрелок! Такого, как Синчук, поискать.

- Ну, ну, посмотрим, что за ас твой Синчук. А что у тебя с ногой?

- Эрликоны, будь они прокляты!

- Пилотировать не мешает?

- Вы же видите, летаю, - хмурился юный летчик и тут же делал разворот на 180 градусов, иначе говоря, переводил разговор в другое русло.

А произошло вот что.

21 сентября 1942 года лейтенант Василий Синчук и сержант Саша Закревский вылетели на разведку. У обоих за плечами было всего по несколько боевых вылетов, но они уже знали, что далеко не каждый снаряд попадает в цель, и клубки зенитных разрывов, волочившиеся за "ишачками" черной дорогой, уже не вызывали неприятного холодка, как это было в первые дни. Да и некогда было разбираться в своих ощущениях, не об этом будет спрашивать начальник штаба, когда разведчики возвратятся на свой аэродром. Что делается на дорогах, на железнодорожных узлах, - вот о чем пойдет разговор, так что смотреть и смотреть, увертываться от зениток да не прозевать внезапную атаку "фокке-вульфов" или "мессершмиттов".

Миновали Подберезье, прошли над Новгородом. Внизу - руины, пепелища, полуразрушенный кремль с пробитыми насквозь золотыми куполами Софийского собора...

Далеко от Волхова Волга, где родился Саша, еще дальше река Урал родина Синчука, а чувство такое, будто твой родной город разрушен и сожжен.

Повернули на запад. Мрачны лица пилотов, окаймленные белыми полосками подшлемников. Эх, штурмануть бы сейчас по эшелону, подползающему к Батецкой! Но приказ начальника штаба не допускает никаких вольностей: в бой не ввязываться, разве что на обратном пути, когда основное задание будет выполнено.

Оставалось посмотреть Глухую Кересть - разгрузочную станцию немцев на железной дороге Ленинград - Новгород. Вот тут и подвернулась разведчикам подходящая работенка. На станции стоял длиннейший эшелон с двумя паровозами в голове. Железнодорожная насыпь Глухой Керести отличалась необыкновенной белизной: цепочка платформ выделялась на ней, как на бумажной ленте.

Синчук покачал крыльями. Два самолета, описав полукруг, пошли вдоль железнодорожного полотна, чтобы прошить эшелон от хвоста до головы.

Первый заход охрана поезда прозевала. Пикируя вслед за Синчуком, Саша хорошо видел охваченные огнем платформы. Взрывы эрэсов смели маскировку, обнажив круглые башни и длинные стволы танковых пушек. Немного легче стало на душе. "Это вам за Новгород! А второй заход - за Ленинград!"

Истребители развернулись и снова пошли в атаку. Теперь навстречу им неслось множество красных шариков. С платформ били эрликоны. Еще две пары эрэсов обрушились на состав с танками, поддали жару крупнокалиберные пулеметы. Но не везти же боеприпасы обратно! Синчук снова устремился на горящий эшелон.

Вот тогда, в третьей атаке, нашла Сашу немецкая разрывная пуля. Он успел нажать на гашетку и, лишь выходя из пике, почувствовал резкую боль в правой ноге. Перед глазами поплыли красные круги, потонули в тумане циферблаты приборов...

Ему казалось, что он все делает правильно: вышел из атаки, развернулся, летит к Волхову. На самом же деле он летел прямым курсом к противнику, и было непонятно, почему Синчук, обогнав его, показывает разворот в обратную сторону. Но командир есть командир, и надо выполнять то, что приказывает. Саша полетел вслед за Синчуком и, когда под крылом блеснул Волхов, понял, от какой беды спас его товарищ.

Три мушкетера

Койка стояла у окна. Просыпаясь, он видел березу, как бы пришедшую сюда с Волги, от родного дома. Медленно тянулись скучные госпитальные дни. Ноет под гипсом колено, стонут и бредят соседи, духота, запах лекарств, и все та же карта на стене (госпиталь разместился в помещении школы), все та же береза за окном. Ощипали ее осенние ветры, вымочили дожди. Кажется, плачет береза, жалуясь на свою горькую судьбинушку.

- А вот и мы. Привет!

Разведчики! Друзья! Вася Синчук, Володя Гайдов, Коля Зубков. Сверкая орденами, вошли они в палату, больничные халаты развевались за спинами, как плащи мушкетеров. Казалось, сама юность, отважная, боевая, вступила на сосновые половицы в образе трех лейтенантов ВВС.