С Мюге - Улыбка фортуны

А Скрябин продолжал:

— После меня без член-корра или академика лабораторию распустят. Если во главе окажется медик, ее передадут в Академию медицинских наук, если ветеринар — сельскохозяйственных, а с биологом передавать некуда. Придется оставить ее в системе Большой академии.

Дальше Скрябин рассказал, какие он делал дипломатические шаги для всего этого.

Потом я оценил ум академика он не паскудил Рыжикова, а выгораживал. Многие ему завидовали и считали карьеристом. А Скрябин делал его всего лишь жертвой политики в деле сохранения ГЕЛАНа.

Была и другая причина, из-за которой Скрябин посоветовал мне защищаться в Молдавии. Председателем Ученого совета Академии Наук Молдавской ССР был ее вице-президент, он же гельминтолог, академик А. А. Спасский. О нем стоит сказать несколько слов.

Когда я поступал в аспирантуру, он был начальником спецчасти биологического отделения АН СССР. Год был 1955, Берию уже расстреляли, но установок «сверху», как быть с теми, кто отсидел по политическим статьям, еще не спускалось. У меня в то время была снята судимость по амнистии, но не было реабилитации. Можно ли такого человека принять в аспирантуру, начальство лаборатории не знало. Тогда Парамонов и посоветовал сходить к Спасскому — если он скажет «добро», никто противиться не будет. Спасский обладал чекистским нюхом, а в воздухе уже носились запахи Хрущевской «оттепели», и «добро» он дал, а после этого чувствовал себя моим благодетелем.

Когда Спасский учуял, что по гельминтологии может открыться вакантное место члена-корреспондента, он тут же сделал на него «стойку». Умный, энергичный и не обремененный излишками совести, он очень быстро растолкал бы всех гельминтологов, стоящих на его пути к заведованию лабораторией. Скрябин не любил чекистов и сделал «ход конем» — рекомендовал Спасского в академики Академии наук Молдавской ССР и на пост вице-президента этой академии. Так он отдалил его (по крайней мере, на время) от Москвы, а, следовательно, и от лаборатории.

Хотя прямого конфликта с властями у меня в то время еще не было, но репутация, с их точки зрения, была уже подмочена. Любой окрик со стороны КГБ или партийных органов мог бы легко испортить мою защиту. Сам же факт защиты под эгидой Спасского устранял эту опасность. Уж кого-кого, а Спасского никто бы не решился упрекнуть в политической или государственной недальновидности. Он высоко ценил мои работы, а моих выступлений на собраниях, посвященных Пастернаку или Китаю, мог из-за дальности расстояния и не знать… Не знал он и того, что чуть ли не половина ГЕЛАНовцев читает самиздат, и кем приносится львиная доля его в лабораторию. А вот спецчасть в Москве уже нет-нет, да и вызывала сотрудников и интересовалась у них «политическим лицом Мюге».

Послушавшись совета академика, я перед самой защитой забрал диссертацию из ВИГИСа и направил ее в Молдавию. ВИГИС уже разослал автореферат, опубликовал дату защиты, и мой поступок вызвал всеобщее удивление.

Хотя в Молдавии защита прошла блестяще, но на всей этой процедуре я потерял два года.

Мотоколяска

Однажды мне приснился очень маленький автомобиль. Я его видел сзади, но знал, что за рулем сижу тоже я, что этот автомобиль сделал я сам, что у него двухтактный мотоциклетный двигатель. Проснувшись, я «заболел» идеей сделать подобный автомобиль. Прежде, чем покупать, доставать, воровать, находить — в общем, обзаводиться частями, я решил продумать все до мелочей, то есть, построить его сначала в своем воображении. Настало и время оборудовать место водителя — как удобнее расположить рычаги управления, педали. Тут потребовалась физическая примерка. В минуту из диванных подушек, перевернутых стульев и прочей мебели был сооружен макет, и я, сидя на полу под соответствующим углом, с удовлетворением отмечал правильность своих расчетов. В этот момент в мою комнату вошла жена и бросила красноречивый взгляд на телефон не вызвать ли психиатра. Но, видимо, передумала и сказала:

— Я вижу по твоей сияющей физиономии, что ты доволен своим изобретением. Так стоит ли воплощать его в реальность, если и мысленный вариант тебя радует?

— Пожалуй, что нет, не стоит. Можешь подсчитать, сколько наша семья денег сэкономит, коль скоро я откажусь от физического воплощения.

— Ты лучше подсчитай, сколько я сэкономлю нервной энергии, если буду знать, что ты катаешься на диванной подушке посреди комнаты, а не по улицам Москвы на не слишком надежной самоделке.

Энтузиазм постройки у меня увял по двум причинам: творческий процесс уже был закончен и предстояла чисто слесарная работа, к которой у меня особой склонности нет, во-вторых, сталкиваясь с подобными мне конструкторами-любителями, я узнал, что в советских условиях зарегистрировать автомобиль в автоинспекции еще труднее, чем его построить. Кроме того, самоделка даже с мотоциклетным мотором считается автомобилем, следовательно, для того, чтобы на ней ездить, нужны водительские права, а по советским законам, их не дают одноглазым или, если второй глаз, как у меня, видит хуже определенной нормы.

Иное дело — мечта всех умельцев-конструкторов — инвалидная мотоколяска. Это маленький двухместный автомобиль на четырех колесах с мотоциклетным двигателем, который дается или продается только безногим инвалидам. Когда-то он имел скорость, не намного превышающую скорость пешехода, и на него не распространялись те требования к водителю, которые предъявлялись к шоферам. Постепенно коляски совершенствовались, двигатель стал довольно сильным, но юридические требования остались прежними. И вот я решил попробовать обзавестись этой мотоколяской, а потом на ее базе строить то, что заблагорассудится.

Есть у меня свойство: за других я прошу очень легко, а для самого себя как-то не выходит. Но я знал, что лучше меня вряд ли кто изложит просьбу и сумеет убедить большое начальство. Что же касается «себя», так можно просить и в третьем лице. И я пошел к министру социального обеспечения «по поручению Гельминтологической лаборатории АН СССР».

— Есть у нас в коллективе, — начал я излагать свою просьбу, — инвалид Отечественной войны. Ноги у него есть, а вот одного глаза не хватает. По распоряжению Президиума Академии Наук, научные сотрудники, выезжающие по роду своей работы в поле, обеспечиваются казенным транспортом, но без шофера. В связи с этим запрещено оплачивать такси или иной необщественный транспорт. Получается парадокс, здоровые люди разъезжают в автомобилях или на мотоциклах, а инвалид войны, потерявший свое здоровье в боях за Родину, должен ходить пешком, так как не имеет водительских прав. Вот мы и просим выдать ему мотоколяску, для вождения которой он может иметь права.