Даниель Циммерман - Александр Дюма Великий. Книга 2

«Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма». Эту первую фразу «Коммунистического манифеста» Маркса и Энгельса, только что вышедшего в Лондоне, Жорж Санд еще не успела прочесть, но и она написала в «Bulletin de la Republique», органе Министерства внутренних дел в котором она ведет издательскую колонку по просьбе своего друга Ледрю-Роллена: «Коммунизм — это будущее, оболганное и не понятое народом»[86]. Позднее она заговорит совершенно по-другому. Лишь дураки не меняют своего мнения. Она — не единственный писатель, пожелавший сыграть политическую роль с правыми или с левыми. Многие литераторы не прочь пополнить депутатский корпус. В первую очередь, конечно, Ламартин и Гюго, но также и Бальзак, Виньи, Альфонс Карр, Поль Феваль, Эжен Сю, Лабиш — вплоть до безвестного Гайарде, которого мы совершенно потеряли из вида со времен дела с «Нельской башней». Александр быстро принимает решение. При всеобщем избирательном праве количество избирателей увеличится с двухсот сорока тысяч до более чем девяти миллионов избирателей и, так как, готовясь к этому явлению, Франция призывает «на помощь самых умных своих сынов», кажется, что «у меня есть основания числить себя среди людей умных».

Он прерывает работу над «Мемуарами», начатую за несколько месяцев до того: время не вспоминать, а действовать. И поскольку никто не заботится о его политическом выдвижении, он будет обеспечивать его сам[87]. Сначала ему необходим орган печати, и он открывает «le Mois», «ежемесячный историко-политический журнал с изложением всех событий день за днем, час за часом, полностью составленный Александром Дюма». Проспект издания чрезвычайно интересен. Оно представлено как педагогический инструмент в политическом воспитании масс, которые со дня на день получат право голоса, абсолютно не будучи к этому готовы. «Надо, чтобы каждый избиратель мог получать журнал с разъяснением его прав и обязанностей», «Если хотите получить более четкое представление об осуществлении нашей мечты, ЧИТАЙТЕ!» Здесь Александр формулирует нетленную мысль, с которой согласен и Гюго: чтение — один из лучших факторов освобождения народа. По умеренной цене — четыре франка за двенадцать выпусков подписчики получат описание всех событий, имевших место во Франции, в Европе и во всем мире, то есть «памятник истории первостепенного значения, благодаря прежде всего огромному таланту Александра Дюма», который все же не следует переоценивать в той мере, в которой «Бог диктует, а мы записываем».

В первых номерах божественный писарь отчитывается в своих действиях на службе у революции и в борьбе за национальную независимость, развернувшейся тогда по всей Европе. Что до внутренней политики, то он проявляет похвальную заботу об объективности, без всяких комментариев отдавая преимущество Ламартину и умеренным республиканцам перед социалистами. Однако очень быстро он перестает полуосторожничать в результате бланкистских демонстраций 17 марта и 16 апреля. Теперь он уже нападает на социалистов, но также и на временное правительство. Ламартин слишком мягок, социалистические инициативы Луи Блана отдают демагогией, Ледрю-Роллен ведет двойную игру: «Как может министр внутренних дел, гражданин, коему страна доверила миссию поддержания порядка, допустить под своим покровительством публикацию, в которой народ призывается к гражданской войне?» Совершенно очевидно, что речь идет о «Bulletin de la Republique», «этом листке, имеющем все внешние признаки официального документа, но никем не подписанном», как будто Александр не знает то, что известно всем, то есть, что редактором является Жорж Санд, ах, эти писательские междоусобицы! Наступает черед восстания 15 мая. Палата депутатов захвачена, и в Ратуше провозглашено целиком социалистическое правительство. Ламартин во главе Национальной гвардии отбивает здание. Распай, Барбес и Бланки арестованы. Луи Блан бежит в Англию. Александра это устраивает, но, если вокруг поговаривают уже о выдворении из страны иностранных рабочих, он в вое крайне правых не участвует: «Это было бы преступным действием. Республика заявила, что открывает новую эру мира и братства на всей земле».

Июнь, закрыты национальные мастерские, молодежь от восемнадцати до двадцати пяти лет стоит перед свободным выбором между безработицей и поступлением на военную службу. На пределе безденежья и унижения рабочие берутся за оружие, но большая часть повстанцев состоит из безработных. Наделенный неограниченными полномочиями Кавеньяк следит за развитием мятежа 23-го: «Мне поручено уничтожить врага, и я обойдусь с ним со всею силой, как на войне. Если потребуется, я выведу его в открытое поле и там добью». Созерцательный Ламартин здесь с ним согласен: «Следует дать именно настоящее сражение, а не вести рассеянную борьбу с мятежниками». Кавеньяк располагает пятьюдесятью тысячами человек, но требует еще подкрепления из провинции. Из страха перед красными и перед сторонниками передела отряды национальных гвардейцев из провинции стекаются в Париж. Тогда 24 июня Кавеньяк переходит в наступление. Жестокая битва продолжается три дня. Последний оплот повстанцев — Фобур Сент-Антуан пал 26-го. Счет убитым и раненым идет на тысячи. Расстреляно, по крайней мере, три тысячи пленных, четырнадцать тысяч находится в тюрьме, четыре с половиной тысячи без суда высланы на алжирские высокогорья. «Самое мощное и самое необычное восстание из всех, когда-либо существовавших в нашей истории, — пишет Токвиль в своих «Воспоминаниях», — самое мощное, потому что в продолжение четырех дней более ста тысяч человек принимало в нем участие; самое необычное, потому что восставшие сражались в нем без боевых возгласов, без командиров и знамен, но тем не менее в удивительном единодушии, проявляя осведомленность в военном деле, поразившую старейших офицеров. Необычность его состоит еще и в том, что целью восстания было не изменение формы правления, но новый социальный порядок. То была не политическая, но классовая борьба, нечто вроде восстания рабов». То же говорит и Маркс в работе «Классовая борьба во Франции» (1848–1850) в своих рассуждениях о «первой великой битве между двумя классами, разделяющими современное общество. Это была борьба за поддержание или уничтожение буржуазного порядка». Несколько иным было мнение царя. Из Москвы он поздравляет Кавеньяка со спасением Франции от коммунизма.

Жорж Санд полна отвращения: «Я больше не верю в существование республики, которая начинается с уничтожения пролетариата», — пишет та, что в мае 1871-го не найдет достаточно жестоких слов в адрес коммунаров, «этих подлецов, спаливших Париж». А Александр? Владелец замка Монте-Кристо как бы мешает наблюдателю Истории понять истинную природу сделанных ставок. Анализ его по горячим следам событий еще точен, но уже не полон. По его мнению, причины восстания зиждятся на демагогических и не выполненных обещаниях относительно права на труд. «Временное правительство вежливо выпроводило народ с посулами, а рабочих с пустыми обещаниями.