Александра Коротаева - Наша счастливая треклятая жизнь

Ну что тут сделаешь! Мою сумочку она брала уже в пять лет. Воображая себя дамой и делая надменное лицо, надевала мои туфли на каблуках и так разгуливала по всей квартире, держась за косяки. Было смешно наблюдать, как такая кроха пытается подражать женским хитростям.

Ткани

Мама любила одеваться. У нее была своя портниха. Иногда в магазине «Ткани» материал кроили, а шила она уже сама дома на старой ручной машинке «Зингер». Однажды ей в магазине понравился коричневый крепдешин с коралловыми тюльпанами по всему полю.

Покупая какую-то материю, она всегда начинала с ней играть: теребила, набрасывала себе на плечо, на руку, на грудь, отходила подальше от зеркала, резко приближала свое лицо к отражению, говорила на разные лады: «да», а вслед за тем — «нет». И тут же: «почему нет?» или «может быть». Я в это время залезала под стол закройщицы и рылась в коробке с лоскутами-обрезками, чтобы выбрать красивые для своих кукол. Я не брала все подряд, а тоже бубнила себе под нос: «да — нет — может быть — почему нет», но у меня решения принимались куда быстрее. Потом я вежливо спрашивала, можно ли взять эти лоскутики. Мне всегда разрешали, и я шла показывать их маме.

В этот раз мама мучила крепдешин дольше, чем обычно. К ней подошла закройщица: «Серафима Пантелеймоновна, какие сомнения?» Мама призналась, что материал очень нравится, но, похоже, он ей не по возрасту. Портниха маму переубедила. По дороге домой мама мне сказала: «Чтобы не быть смешной, нужно уметь посмотреть на себя со стороны. Или спросить того, кому доверяешь».

Как она любила это платье с тюльпанами! И, когда надевала его, всегда вспоминала, как мучилась перед покупкой.

Пепел роз

В отроческом возрасте мама чуть не умерла от сыпного тифа: лежала две недели без сознания. Рассказывала, что во время бреда была совершенно счастлива. Ей чудилось, что ей подарили всевозможные наряды и она вертелась в них перед зеркалом до головокружения. Очнувшись, она прошептала сухими губами: «Мама, где мои платья?» Бабушка не поняла, переспросила. Мама повторила и попросила их ей показать. Пришлось объяснять, что это был бред и никаких платьев нет. Мама заплакала и спросила еще раз: «И розового нет?» А дальше, как у Цветаевой: «Розового платья никто не подарил». Думаю, что желание мамы красиво одеваться родилось тогда, во время тифа.

Однажды мама решила купить мне пальто. Вообще-то я почти все донашивала за Нанкой, и новых вещей, приобретенных специально для меня, было довольно мало. А тут целое новое пальто! И мы поехали в центр, в «Детский мир». С нами был дядя Валя, приехавший на пару дней из Симферополя.

В магазине было жарко и много народу. Родители силой заставляли своих детей мерить кучу обуви: с металлом в голосе просили притоптывать, приседать, делать физические упражнения и больно жали пальцами на носки ботинок. Детские нервы не выдерживали, и то в одном, то в другом конце магазина начиналась истерика с последующим размеренным усердным шлепаньем по заднице и причитанием: «От, ты у меня допрыгался-доигрался!» В отделе одежды бледные дети вертелись у зеркал как неживые, подкручиваемые за плечи крепкими родительскими руками.

Когда наконец принималось решение сделать покупку, мать отходила в угол, лезла себе в потный лифчик, вытаскивала мокрые рыжие рубли, сто раз плевала себе в руки, отсчитывая одну и ту же сумму по нескольку раз и, как генерал, принявший одно-единственное верное решение, печатным шагом шла к кассе. Дети в это время в полуобморочном состоянии нащупывали друг друга глазами и, замерев, с пониманием и теплотой обменивались взглядами.

В отделе «пальто» было грустно. Все пальто были темного цвета. Мама подошла к продавщице и спросила: «Скажите, а для девочек уже ничего не шьют? Девочки нашей стране уже не нужны?» Продавщица обиженно сложила губы подковкой и куда-то ушла. Вернулась она быстро. В руке она держала на плечиках пальто небесной красоты розового цвета. «Цвет — пепел роз. Пальто импортное», — скороговоркой протрубила она. Когда она назвала цену, по тому, как мама поправила очки, я поняла, что это счастье не мое. В другом конце магазина дядя Валя звал нас: «Сима, идите сюда! Вот какие надо покупать! В этом хоть в грязи валяйся! Куда она в том?» Мама тяжело задышала и тихо зацедила: «Ты, Валентин, не путай моих девочек с твоими мальчишками. Если моя дочь будет носить такое пальто, она никогда не поймет, что такое красота. — И победно закончила: — Сашулька, а я решила: розовое — твое пальто!» Дядя Валя обиделся и уехал в Симферополь, а мама буквально за день сшила мне из буклированной ткани белый берет с помпоном и шарфик. Когда я шла в музыкальную школу в своем пальто «пепел роз», в белом берете, сдвинутом набок, с черной нотной папочкой на веревках, люди восхищенно оборачивались на меня, а я им благосклонно улыбалась.

Сейчас буду варить борщ. Без мяса. Если правильно сделать заправку, никакого мяса не надо. А на второе — картошку! Жареная картошка — первое лекарство от стресса. Стресса, к счастью, нет, но есть картошка!

Открываю запотевшее окно. Сразу врывается шум проспекта. Где бы я ни была, мне всегда хочется вернуться в эту шумную пыльную Москву. Как странно, что теперь в провинции долго не могу — ритмы не те. Нужен шум, нужны выхлопные газы.

Обедать без Катьки не буду. Чего бы такого съесть? Лезу в холодильник и нахожу старый жесткий апельсин. Катька от него будет чесаться, а я съем…

Апельсин

Когда замерзает лужа — это счастье! Можно стучать по ней каблуком и откалывать кусочки льда, можно скользить по ней, можно ходить там, где лед совсем тонкий, и с хрустом проваливаться в пустые домики. Можно найти прозрачные места и любоваться тем, что спрятано подо льдом, можно найти чистенький кусочек льда и пососать. Главное, чтоб ее никто не посыпал золой или песком.

Однажды мне повезло: утром во дворе никого не было, и я стала царицей большой замерзшей лужи! Я уже почти научилась кататься на ногах, и тут пришла Людка. В руках у нее был оранжевый мячик. Она стояла и смотрела, как я бесстрашно скольжу одна по такой большой луже. «Это что у тебя?» — спросила я. «Апельсин, — ответила Людка, — это как мандарин, только большой». «А-а…» — протянула я, продолжая кататься и изо всех сил стараясь не обращать на Людку внимания. Говорить было не о чем. Людка стала двигаться к центру лужи, остановилась на ее середине, надкусила апельсин и стала его чистить, бросая кожуру на лед. Стало неудобно кататься. Лужа из большой стала совсем маленькой. Остро и бодряще запахло.