Михаил Скобелев - Стою за правду и за армию!

День был жаркий, солнце жгло невыносимо. Переход по отвратительной дороге в 40–50 верст без еды и водопоя и известное нравственное волнение при первом боевом испытании – все это давало себя чувствовать.

Впереди со своею полусотней ехал я, выслав шагов на 400 маленький авангардик (человек в пять), за мной следовали два орудия, а еще позади другая полусотня.

Чтобы выбраться на шоссе, нам пришлось очень медленно, около версты, двигаться по тяжелой песчаной дороге. Наконец, кое-как дотащились мы до шоссе и здесь заметили следы турецкого бегства: брошенные ружья, ранцы и сумки, масса снарядов и патронов, артиллерийские ящики и повозки, одно подбитое и опрокинутое в ров орудие, несколько палаток, разный домашний скарб и проч.

Все это свидетельствовало о той поспешности и беспорядочности, с которой бежали перепуганные защитники Тырнова.

Проехав по шоссе версты полторы, мы стали постепенно подниматься в гору. Вдруг авангардик мой чего-то остановился.

– Чего вы стали? – закричал я, подскакав к нему.

– Да там, ваше благородье, кажись, турки! – сказал взволнованный урядник, показывая рукой на верхушку горы.

– Где? Я ничего не вижу!.. Рысью марш! – скомандовал я и с пятью казаками быстро двинулся вперед. Но не успели мы сделать и сотни сажен, как внезапно на вершине горы и шагах в 300 перед собой увидели около эскадрона всадников.

– Черт возьми, да это наши драгуны! – закричал я с досадой, принимая всадников, по красным обшлагам на рукавах и воротникам, за казанцев[126].

– Вот свинство! И стоило лезть нам из кожи! Сколько трудов, усилий, и вдруг оказывается, что впереди нас все время идет своя же кавалерия, которую мы так усердно преследуем!

– Шагом! – крикнул я громко несколько отставшему от меня разъезду, и думая направиться обратно к своим людям.

Команду мою, вероятно, услышали предполагаемые драгуны (оказавшиеся на самом деле турецкими арнаутами[127]), и вдруг дружный залп из магазинок[128] был ответом на мои слова. «Э, да вот оно что!» – подумал я и, повернув коня, понесся обратно к полусотне, рассыпал ее по обе стороны шоссе и перешел в наступление[129]. Капитан со своими орудиями немедленно выехал на пози– цию, тут же на шоссе, и шагов с 400 от неприятеля пустил в него картечью. Как черти, разорялись конные арнауты и внезапно открыли свою отступавшую пехоту. Капитан направил тогда огонь по этой последней, которая, после незначительной перестрелки, бросив ранцы, поспешно и в беспорядке отступила. Одно турецкое орудие появилось возле шоссе, пустило в нас три гранаты и быстро умчалось за своими войсками…

Момент был самый удобный для кавалерийской атаки, и я поехал предупредить об этом сотенного командира. Но в это время подъехал командир полка и приказал нам вернуться в Тырново.

Несмотря на мои усиленные просьбы разрешить атаковать расстроенных и, видимо, деморализованных турок, Краснов оставался непреклонен, мотивируя свой отказ тем, что лошади и люди сильно устали и, кроме того, настает вечер.

Конечно, неприятель сказал нам большое спасибо за нашу любезность и гуманность, которые позволили ему спокойно убраться восвояси!..

Вернувшись к городу, мы построились у окраины его, левее драгун. Генерал Гурко со своим блестящим штабом объехал войска и поздравил нас со славною победой. Радостное, громкое «ура» было ответом на это поздравление с первым и таким удачным кавалерийским делом: с ничтожными жертвами мы овладели с помощью одной только конницы таким важным стратегическим и административным пунктом, как Тырново, и заставили в беспорядке отступить пять таборов[130] пехоты с артиллерией.

Было около семи часов вечера, когда мы расположились бивуаком с восточной стороны города, близ шоссе, идущего на Осман-Базар, куда отступила бо́льшая часть турецких войск, защищавших древнюю болгарскую столицу.

Измученные, голодные, но вместе веселые и счастливые, опустились мы на землю. Казаки рассыпались по соседним полям и начали таскать снопы пшеницы и кукурузы для своих усталых коней. Некоторые захватили прекрасные круглые палатки, брошенные турками, и теперь разбили их для себя и офицеров. На первый план у всех явилась забота об отдыхе и еде. Зажглись костры, закипали котелки, появилась закуска и местное вино, а с ним и оживленная товарищеская беседа…

Не успел я прилечь на солому и слегка забыться, как меня потребовал к себе командир полка. «Вы вот там все охотились на турок, – сказал добродушно Краснов. – Так не угодно ли теперь взять полусотню и занять аванпосты верстах в трех от бивуака. Посторожите нас, а мы отдохнем спокойно!..» – «Слушаю, полковник!» – отвечал я, хотя невольно состроил кислую гримасу: вместо сна и отдыха приходилось снова на целую ночь садиться на коня.

Темень стояла страшная, в десяти шагах невозможно было различить человеческую фигуру. Выбрав трех полковых урядников и дав каждому из них по восемь казаков, я приказал им направиться по трем главным дорогам, идущим от Тырнова в северовосточном направлении на Лесковац, снабдив при этом необходимыми инструкциями. Ночью раза два объехал дороги, проверил посты и порядком проблудил в совершено незнакомой местности. Только под утро вернулся на бивуак, завалился в свою палатку и заснул как убитый.

Ночь прошла совершенно спокойно.

Утром, часов в 11, меня снова позвал к себе Краснов.

– Вот вам новое поручение: разузнайте, куда отступил неприятель и где его главные силы. Направляйтесь с вашею полусотней через деревни Арнауткиой, Горные и Дольние Раховицы до деревни Лесковац, а оттуда обратно другой дорогой. Разузнайте подробно обо всем… Ну, до свидания, желаю успеха!

«Черт возьми! – думал я, собираясь в новый путь, – почему это гусар не назначают в разъезды и аванпосты, а все мы, казаки, отдуваемся? Вчера эти господа в резерве отдыхали и сегодня тоже барствуют!..»

Выступив со всеми военными предосторожностями с бивуака, я направился к деревне Арнауткиой, до которой было около шести верст. Версты за две еще до селения мы услышали колокольный звон и удары в тарелки, а у самой окраины нас встретили жители-болгары с радостными, сияющими лицами, в нарядных праздничных костюмах. Впереди толпы стоял священник в полном облачении и с крестом в руках, несколько пожилых болгар держали образа и хоругви.

Сняв шапки и сложив на груди руки, болгары, при нашем приближении, стали громко и восторженно кричать: «Да живо Царь Александр, Царь Николай, да живо русско воинство!..» Женщины и девушки в своих красивых национальных костюмах, с букетами и вышитыми полотенцами в руках, при проезде нашем осыпали казаков цветами и дарили им свои рукоделья. А в самой деревни жители повытаскивали на улицу ушаты с водой, ведра с водкой и вином, всевозможные фрукты, пироги, сладости и проч. Все это предлагалось нам молодыми красивыми девушками, которые смело бросались между лошадьми и с сияющими, смеющимися личиками упрашивали казаков взять их угощения и подарки.