Виктор Прибытков - Черненко
— Вы где же, Виктор Васильевич, Горбачева такого веселенького нашли? Наверное, долго искали?
— В чем дело, Зинаида Ивановна?
Но она только улыбнулась и ничего мне не ответила.
В одном из именитых московских театров — МХАТе был подготовлен спектакль о революции по пьесе известного драматурга, но комиссия его не приняла. Камнем преткновения стал выведенный в этом спектакле образ Ленина — слишком далекий от общепринятых канонов и поэтому слишком непривычный. Выходило, будто бы и у Ленина были серьезные ошибки, а его последователи их только усугубили. Да и поднятые в пьесе другие проблемы наталкивали на определенные размышления, прямо скажем, не очень веселые. Слишком далекой оказывалась наша реальная жизнь от авторской трактовки того, что завещал Ленин своим наследникам и потомкам. Кроме того, впервые со сцены прозвучали некоторые ленинские характеристики его ближайших соратников.
Речь шла о спектакле по пьесе М. Шатрова «Так победим!», поставленном О. Ефремовым.
Сначала попытался прорваться к Брежневу обиженный режиссер, а следом за ним — и драматург. Лично хотели объяснить Леониду Ильичу, что спектакль хороший и предложить ему самому в этом удостовериться.
Но работа аппарата выстроена так, что к Брежневу с подобными «пустяками» не прорвешься. Для приема подобных посетителей с такими вопросами есть Отдел культуры. В крайнем случае, «начальник штаба» — секретарь ЦК КПСС, он же заведующий Общим отделом Константин Устинович Черненко.
Встреча с Шатровым и Ефремовым была назначена не сразу, а через несколько дней. За это время нужно было получить о пьесе необходимую информацию, посоветоваться с людьми опытными, компетентными — как же иначе?
В назначенный срок гости из МХАТа были у Черненко, рассказали ему о спектакле и, естественно, пригласили в театр. Константин Устинович от приглашения не отказался, но идти в театр сам не собирался. Тут все дело в «политике»: приди он в театр лично, там сразу многие скажут (больше того — в газетах напишут), что на спектакле присутствовал член Политбюро, секретарь ЦК КПСС и т. д. А это, считай, уже почти что одобрение спектакля, путевка в жизнь для него.
— Ты, Виктор, как к театру относишься? — хитро спрашивает меня Черненко, когда гости ушли, и, не дожидаясь ответа, говорит: — Вот и отлично! Свяжись с Ефремовым. Известный драматург Шатров пьесу написал, «Так победим!» называется, а Ефремов ее поставил. Сходи посмотри, потом доложишь.
Не успел я вернуться в свой кабинет, как уже звонит телефон. На проводе сам Шатров:
— Виктор Васильевич, ждем вас непременно. Билетик в партер приготовлен. Четвертый ряд устроит?
Прихожу на спектакль. Шатров радуется, сажает меня рядом со своей родственницей, чтоб приглядывала, что ли? Сижу, смотрю на сцену.
Очень понравилось тогда, как Александр Калягин играл Ленина: сильно, мощно, с напором! Помню, особенно мне понравилась сцена встречи вождя революции с Армандом Хаммером.
После спектакля меня взяли под локоток и повели в режиссерскую, где был накрыт небольшой столик — немного спиртного, закуска из буфета. Кроме драматурга Шатрова и режиссера театра там никого больше не было, так что разговор, по планам его организаторов, намечался быть доверительным.
— Ну как? — спрашивает Ефремов, разливая по рюмкам коньяк.
— Мне понравилось, — честно говорю я. — Александр Калягин хорош. Мне вообще нравится этот артист…
Ефремов довольно кивает.
— Конечно, Ленин у вас не канонический, не иконный, — продолжаю я. — Но ничего оскорбительного нет. Не знаю, что там такого страшного товарищи от культуры углядели? Похоже, перестраховываются.
Тут и Калягин в комнату заглянул. Веселый. Выпили еще по рюмке. Поговорили вчетвером, все обсудили. На следующий день прихожу к шефу, докладываю:
— Понравился мне спектакль, Константин Устинович. Особенно сцена с Хаммером. Там Ленин с молодым капиталистом очень здорово разговаривает. Да вы сами сходите как-нибудь, посмотрите.
— Как-нибудь схожу… — неопределенно отвечает Черненко и на этом считает тему исчерпанной, больше к ней не возвращается.
Сам на спектакль он не пошел, но, видимо, кому надо — сказал, что надо — сделал, на кого надо — надавил, и спектакль был выпущен. О нем в то время много писали в газетах, так как он стал заметным явлением в театральной жизни Москвы. А в 1983 году за эту пьесу М. Шатров был удостоен Государственной премии СССР.
Лишь с годами меня стали преследовать сомнения: прав ли я был тогда, может, не усмотрел что-нибудь важное? Но ведь для меня, как и для многих других партийных функционеров, только со временем стало ясно, что для либеральных кругов «очищение образа Ленина» стало лишь началом подготовки к открытию шлюза, через который на народного вождя обрушился огромной поток лжи, не ослабевающий и поныне. Тогда же все мы, жаждущие оздоровления и обновления партийно-государственной системы, верили в искренность намерений людей, обратившихся к поиску «исторической правды». Я не хочу поставить под сомнение деятельность тех или иных мастеров культуры — многие из них заблуждались искренне и только потом поняли, кому на руку их творческие искания. Но до этого всем нам пришлось пережить страшное время крушения светлых надежд, которые зарождались в начале восьмидесятых.
Как-то, уже в наши дни, мне на глаза попалась одна из поздних рецензий на пьесу «Так победим!». Ее автор, подводя итог своим размышлениям о ней, заканчивал статью словами: «Тьма сгущалась перед рассветом». Наверное, никуда не денешься от того, что для кого-то развитие событий через несколько лет после выхода спектакля, прежде всего «перестройка» и крах великой державы, воспринималось как «рассвет». Но, по-моему, более точно передают смысл происходившего тогда другие слова: «Тьма сгущалась перед закатом».
…Черненко все же привел на спектакль Брежнева, только гораздо позже. Тогда сразу все газеты захлебнулись в восторге: «Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР..» и т. д. В общем, почтил МХАТ своим присутствием выдающийся деятель современности.
— Ну, как спектакль? — осторожно спросил я на следующий день Константина Устиновича. — Не ошибся я тогда?
— Хороший спектакль. Не ошибся.
— Леониду Ильичу понравилось? — поинтересовался я. Черненко нахмурился и довольно неприветливо буркнул:
— Мне кажется, он не понял, куда его привели. Перепутал что-то…
Глава седьмая
После Брежнева
Смена главных идеологов КПСС. Противостояние в Политбюро. Читая западных аналитиков. Время Андропова. «Хранитель партии» в опалеДля руководства ЦК КПСС 1982 год стал особенным — в, казалось бы, монолитном Политбюро появилась трещина, возник дисбаланс сил. Все началось со смерти Суслова, который скончался в начале года, в феврале, на восьмидесятом году жизни. Идеолог-ортодокс, он 35 лет был у руля теоретической деятельности партии, всей партийно-пропагандистской работы. Свою карьеру Суслов начал еще при Сталине, став секретарем ЦК в 1947 году, и не случайно похоронили его у Кремлевской стены рядом с могилой Иосифа Виссарионовича. Преданно и старательно обосновывал он идейную непогрешимость сталинского курса. А после этого без всяких сомнений воспринял новую линию партии, проводимую Хрущевым, и внес весомый вклад в пропагандистское обеспечение его «великого десятилетия». С неменьшим рвением Михаил Андреевич руководил идеологическим фронтом в годы Брежнева.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});