Сергей Михеенков - Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945

Оказавшись на меже под пулеметно-автоматным огнем противника, мы поняли, что попали в западню. Если немцы все же решатся на контратаку, то нам конец. А если не контратакуют, то дождемся вечера и под прикрытием темноты попытаемся как-нибудь выбраться назад, в свои окопы. Я лежал и делал знаки своим пулеметчикам: не ослаблять огня, не ослаблять огня… Но и у них возможности ограничены — запас патронов таял с каждым выстрелом, с каждой очередью. Они конечно же сразу все поняли. Начали бить короткими, экономными очередями. Один ударит, другой молчит. Хороший у меня народ подобрался во взводе. Если бы не пулеметчики, лежать бы нам на той меже и портить окружающий воздух…

Когда сидели в окопах, на отбитой у немцев позиции, которая клином врезалась в их оборону, мы понимали, что находимся в наибольшей опасности, и завидовали и второму стрелковому взводу, и другим ротам, занимавшим окопы по опушке леса. А теперь, прижатые пулеметно-автоматным огнем на меже, в сотне метров от своих окопов, ох как мечтали оказаться снова в них! Они нам в то время казались роднее родного дома.

Внезапной атаки у нас и не могло получиться. Но черт с ней, с атакой. Солдаты — народ мудрый. Сразу сообразили, для кого старались. Для Родины, что ли? Для этого сопляка старшего лейтенанта из штаба полка. Не вышло атаки, зато земли мы под самым носом у немцев накопали порядочно. Сначала лихорадочно, в одну минуту, отрыли окопчики для стрельбы лежа. Полежали в них, немцев послушали, как они палят в нашу сторону. Осмотрелись. Поняли, куда попали, в какую кашу. Начали отрывать — для стрельбы с колена. И так усердно мы углублялись в землю, что нервы у немцев — а они, видимо, все время вели за нами наблюдение — не выдержали. Они решили, что мы основательно осваиваемся на меже, что именно для этого мы туда и выдвинулись, имитируя атаку. И вскоре открыли огонь сперва из пулеметов, с флангов — раньше те пулеметы молчали, — а потом и из минометов. Минометный обстрел начался неожиданно. Пристрелка двумя минами и — мощный беглый огонь по площади. Мины ложились так плотно, что окопчики наши ходили ходуном и подпрыгивали. Осколками оказались повреждены диски у нескольких автоматов. Я приказал убрать оружие с брустверов.

Во время обстрела один солдат по фамилии Зипа покинул свой окоп и был ранен.

Перед сумерками немцы прекратили стрельбу. И тут с нашего НП приполз связной и передал приказ командира роты: отойти на линию своих прежних окопов. Приказ мы этот ждали с нетерпением. Но уходить, пока не стемнело, нельзя. Пришлось ждать наступления темноты.

Прошло еще часа два. Начало смеркаться. Весенние сумерки долгие. Немцы вяло постреливали в нашу сторону. В том числе и с флангов. Напугали мы их своим наглым маневром сильно. После нашей внезапной атаки, завершившейся на меже, где мы быстро и основательно окопались, они, видимо, ожидали наступления по всему фронту.

Мы начали отход. Уползали по двое. Начало отход второе отделение. Первое и третье держало фланги. Первая пара забрала раненого Зипу.

Связной, отправляясь к нам, предусмотрительно предупредил расчеты ручных пулеметов и сержанта Кизелько, что с наступлением темноты взвод лейтенанта Ткаченко будет отходить с межи в свои окопы, чтобы они знали о нашем маневре и не перестреляли, приняв в темноте за немцев.

По очереди, соблюдая осторожность, мы уползали с межи по неглубокой лощинке. Те, кто оставался на меже, ожидая своей очереди, стреляли в сторону деревни короткими очередями. Таким образом мы давали противнику понять, что взвод по-прежнему находится на захваченной позиции и не собирается ее покидать. Мимо моего окопа благополучно, одна пара за другой, проползло первое отделение. Все, пора свертывать и фланги. Когда исчез в темноте последний солдат, мы с Петром Марковичем дали в сторону немецкой траншеи короткие очереди из автоматов и поползли следом. Все сто метров до своих окопов мы преодолели без остановок на отдых.

И вот мой взвод наконец в своих окопах. Солдаты, слышу, смеются. Рады, что вернулись живые, что все, слава богу, обошлось хорошо. Посмеиваются и друг над другом, и над ранением Зипы. Я вылез из окопа и, где короткими перебежками, а где на четвереньках, обошел взвод. Надо было убедиться, все ли вернулись, все ли на месте. Навестил пулеметчиков. Поблагодарил их. Что и говорить, а прикрывали они нас добросовестно и искусно. Они тоже обрадовались, что все вернулись назад. Патроны у них кончались.

Раненого отправили на НП командира роты. Там дежурил санинструктор старший сержант Бугров. Он осмотрел Зипу, наложил вторую повязку. Ночью на носилках его унесли к парому — на эвакуацию с плацдарма. Все интересовались, как ранило его.

Рядового Зипу (фамилия странная, редкая, потому и запомнилась) ранило так: немцы уже несколько часов обрабатывали нас из минометов, а бойцу захотелось по нужде, ждал-ждал, видит, что конца-краю обстрелу не будет, и полез из окопа, решил, как и другие, пристроиться в меже. И уже закончил свое дело, натянул штаны, привстал, а тут как раз рядом, в нескольких шагах, разорвалась мина. Осколок угодил прямо в мягкое место.

Всю ночь немцы беспокойно стреляли по меже. Нас там уже не было. Операция по отходу на свои позиции прошла куда удачнее, чем атака. Только утром, когда рассвело, их наблюдатели в бинокли рассмотрели пустые окопы. Обстрел сразу прекратился.

И немцы, и мы вздохнули с облегчением.

Старшина Серебряков с ротным писарем Штанем, иногда с другим каким-нибудь подручным солдатом, раз в сутки доставлял нам горячую пищу. На плацдарме он появлялся глубокой ночью. Приплывал на лодке. Перегружал свои термосы на паром. Потом, с парома, таскали к нам в окопы. Вместе с термосами с парома они приносили и боеприпасы. Ящики с боеприпасами они тоже доставляли на лодке. И так старшины обеспечивали каждую роту нашего батальона.

Надо сказать, что на войне должность старшины роты была хлопотная, ответственная и опасная. Своего старшину Серебрякова вспоминаю с благодарностью и поклоном. И кашу, и табак, и патроны доставлял нам в достатке и вовремя. Ни разу не подвел.

Возле населенного пункта Глинное река Турунчук вышла из берегов и слилась с водами тоже вылившегося в пойму Днестра. Все вокруг затопило на несколько километров. От парома старшине и писарю нужно было грести до своего, левого берега еще километров восемь. Немцы часто обстреливали пойму. Они знали, как и кто обеспечивает плацдарм, и старались нарушить связь на жизненно важном для, нас маршруте: левый берег — плацдарм. Старшина с термосами и ящиками, в которых были патроны и гранаты, буквально пробирался по пойме, держась своих ориентиров — незатопленных кустов и одиноких деревьев. В противном случае можно было выплыть в расположение противника. Когда вдруг начинали рваться тяжелые снаряды, причаливал лодку к какому-нибудь дереву. Привязывал лодку веревкой к дереву, чтобы не захлестнуло волной и перегруженное до крайности суденышко не перевернулось. Маскировался, как мог. Потому что немцы могли с дальнего берега наблюдать за ним в стереотрубу. У стереотрубы оптика сильная, лодку старшины в нее можно было засечь на многие километры. Так и пережидал обстрел, чтобы потом терпеливо грести дальше.