Генрих Шумахер - Любовь и жизнь леди Гамильтон

Геба в мечтах о Геракле, приближающемся супруге.

Буря восторга охватила огромный зал. Доктора Грэхема осыпали аплодисментами. На столе, за которым он стоял, высилась уже стопка заказов от желавших испробовать «божественное ложе», несмотря на непомерно высокую цену — пятнадцать фунтов за один сеанс. «Бальзам для нервов» и «Электро-эфир», целебные средства врача-чародея, шли нарасхват. Успех был неслыханным.

Пришло то, о чем Эмма когда-то мечтала: мир, восхищенный ее красотой, лежал у ее ног.

Эту ночь она сидела одна в своей комнате. Исчезло ощущение триумфа, осталось лишь чувство полного одиночества. Ничто не было ей мило, некого было любить. Лучше бы умереть…

Глава шестнадцатая

Храму здоровья неизменно сопутствовал успех. Нападки врачей и ученых, пасквили и брошюры, представлявшие все в карикатурном виде, только способствовали этому. Уже месяц спустя доктор Грэхем по собственному почину увеличил Эмме гонорар.

Она отсылала деньги матери, оставляя себе лишь самое необходимое. Ей доставляло тайную радость отвечать на упреки старухи благодеяниями. Кроме того, ребенку следовало дать хорошее воспитание. Так что от платы за позор был все-таки какой-то прок.

В свободные часы она никогда не выходила из дому. Теперь ее пугал большой шумный город с его нищетой и горем, скрывавшимися за фасадом блеска и богатства. Людская суета казалась ей пошлой и достойной лишь презрения. И в разгар увеселений зимнего сезона она жила уединенно, как монашка.

Зато в ней снова пробудилась надежда добиться великого будущего, став актрисой. Снова учила она роли и начала брать уроки пения и игры на арфе, так как доктор Грэхем говорил, что находит у нее красивый голос и талант к Музыке.

Теперь он стал ей ближе. Ей нравилась его доброта, так противоречиво сочетавшаяся с хитростью и ловкостью в делах. Хотя он следовал грубым рекламным приемам Сен-Жермена, Калиостро, Казановы, он все-таки не был только шарлатаном. Он видел в своей теории единственное спасение от того, что называл недугом времени.

Из разлагающейся Франции общее нервное расстройство распространилось по всей Европе. Чуть ли не все княжеские троны занимали династии с испорченной кровью и вырождающимся мозгом, стремящиеся лишь к удовлетворению собственных безудержных страстей и нечистых помыслов. А от них яд просачивался и в низшие слои общества.

Тот, кто следовал заповедям и долгу, слыл тупоголовым, глупцом, а тот, кто попирал их, — человеком исключительным и гениальным. В отношениях между полами царили непристойная грубость и слащавое жеманство. Люди существовали бессмысленно, без великой цели, в какой-то низменной спячке, лишь изредка нарушаемой внезапным появлением какого-либо загадочного деятельного сумасброда. И промелькнув, как ослепительная молния, он лишь усиливал давящую тьму зловещей ночи.

Многое из пережитого, чему Эмма раньше не могла найти объяснения, теперь вдруг предстало перед ней в новом свете. Припадки безумия у короля Георга III; неровное, то фривольное, то нелепое инфантильное поведение его сына; пагубное пристрастие — к опиуму у мисс Келли; необузданный разврат Клуба Адского огня; бесконечные сообщения в газетах о запоях и разорениях; страсть к азартным играм, прелюбодеяния, поношение всего высокого и святого — разве все это не было проявлением одной и той же страшной болезни?

Казалось, над народами и странами Европы, подобно тучам, проносилась новая чума, лишая разума, наполняя сердца ядом. Люди были жалкими рабами невнятных побуждений — лишенные корней, жертвы скуки, бросавшиеся в любом направлении в угоду мимолетности. Было нетрудно приобрести над ними власть, нужно было лишь обладать сильной волей. Спокойно обдумать и смело рискнуть, владея при этом точными знаниями.

Знания эти сводились к пониманию движений человеческой души — движений, которые были не чем иным, как результатом деятельности нервной системы. Изучивший эти нервные потоки и способы ими управлять становился властелином.

Доктор Грэхем посвятил Эмму в эту науку — без определенных намерений, только из фанатичного стремления найти новых адептов своего учения. Он демонстрировал ей всевозможные проявления нервных болезней, объяснял различие между пляской святого Витта и истерией, сумасшествием и ипохондрией, меланхолией и слабоумием, буйным помешательством и эпилепсией. Затем он обучил ее приемам, с помощью которых погружал своих больных в магнетический сон и вел их, сломив их сопротивление, подчинив своей воле.

И однажды он предоставил ей возможность самостоятельно лечить больного.

Уже в тринадцать лет Горацио Нельсон, сын пастора из Барнэм-Торпа, в путешествии к Северному полюсу стяжал славу совершенно бесстрашного человека. Война против Испании, выступавшей в союзе с североамериканцами, приумножила эту славу. Только благодаря ему был захвачен форт Сан-Хуан на острове Бартоломео. В убийственном климате, под тропическими ливнями молодой капитан завершил поход полной победой. Возвратившись с подорванным здоровьем на родину, почти приговоренный врачами, он услыхал о методе доктора Грэхема и обратился к нему, за помощью, тайком, против воли своих родных.

Доктор Грэхем позвал Эмму. Входя в комнату, где находился Нельсон, Эмма ожидала увидеть грубого моряка с лицом, потемневшим от ветра и непогоды. Вместо этого перед ней предстал юноша неполных двадцати трех лет с узким, тонким лицом, с ненапудренными волосами, собранными в большую тугую косу военного, одетый в старомодный длиннополый сюртук. Парализованный, худой, как скелет, он недвижимо сидел в инвалидном кресле. Но огонь, горевший в больших голубых глазах, выдавал пылкую душу, жившую в этом немощном теле.

Доктор Грэхем осмотрел его. Во время осмотра Нельсон выказывал нетерпение, досадуя на свою болезнь, помешавшую ему участвовать в боевых действиях. На стоявшую в стороне Эмму он не обратил ни малейшего внимания. Он не мог увидать ее лицо под густой вуалью, которую она всегда надевала в присутствии посторонних. Но когда она по знаку доктора Грэхема приблизилась, он испуганно вздрогнул. Глаза его широко раскрылись, горящий взор стремился проникнуть сквозь покров.

— Кто эта женщина? — воскликнул он взволнованно. — От нее исходит странный аромат, он дурманит меня! Я не хочу, пусть она уйдет!

Он рванулся, пытаясь подняться, но парализованное тело оставалось недвижимым. Лишь глаза продолжали смотреть на Эмму со смешанным выражением страха и отвращения.

Эмма, не говоря ни слова, села, как учил ее доктор Грэхем, напротив Нельсона, лицом к лицу, и с силой положила обе руки ему на плечи. Тотчас же все его тело конвульсивно вздрогнуло. Он громко вскрикнул, как от внезапной невыносимой боли, и попытался высвободиться из-под ее рук.