Письма В. Досталу, В. Арсланову, М. Михайлову. 1959–1983 - Михаил Александрович Лифшиц

Теперь о делах. Справки в «В.Ф.» я навёл через секретаря редакции, который вызвал упомянутого Орешина374 и выяснил следующее. Зоя, конечно, поторопилась показывать его письмо. В ближайших номерах Ваше произведение не будет опубликовано, так как в редакции его считают не лишённым интереса, но «не профессионально» написанным. Ведь это всё кретины вроде тех, которые описаны Толстым в «Плодах просвещения». Им нужен какой-то марксистский спиритизм с употреблением таких слов, как «релевантный», «корректный», «амбивалентный», поэтому из Вашей статьи они просто хотели взять кусок для обзора приношений из провинции. Я попробую ещё раз поговорить с Грековым375 лично (первая разведка была сделана через третье лицо), но не очень верю в успех. К тому же мне, может быть, в близком будущем предстоит вступить с их редакцией в литературный конфликт. Как видите, я мало способен рассеять Вашу «острую депрессию». Тут нужно просто настроиться на внутреннюю жизнь. Я Вам завидую, представьте, хотя, кажется, завидовать нечему. У меня бывали моменты полной невозможности чего бы то ни было, кроме внутренней жизни, и это были не самые худшие моменты моего бытия. Суета и забота, которые посредине, пожалуй, хуже…

Относительно Венеры. У меня таковой не оказалось, по крайней мере – на виду. Если всплывёт что-нибудь венерическое, то пошлю376. Консервов мясных действительно нет, есть какой-то горох с мясом, но его что-то не уважают. Можем послать корейку и тому под<обные> продукты, но это копчёность, как и колбаса. Куда ехать? Проблема, мне совершенно неясная. Хотите, напишу в одну станицу: степь, лиманы приморские, виноградная лоза? У меня там живёт бывший слушатель, пенсионер винодел, умный человек, литератор. Он не раз звал меня переселяться в дебри сей южно-украинской природы. Оно бы заманчиво, но я не справлюсь с физической стороной дела даже на лето. Да и Вам, кажется, жара не полезна. Насчёт Армении – это чистая фантазия. Там за каждое служебное место нужно деньги платить и часто немалые. Кроме того – народ делится на своих и чужих; Вы будете чужой377.

Спасибо за мумиё. Фантазии моей жены. Лечить мне нужно нервы, от них и спазмы, а от спазмов – инфаркты. Нервы же, когда они истощились, ничем не вылечишь. Лечили меня всякими психофармакологическими средствами. Но я понял, что в кратчайший срок стану полным идиотом, и бежал от этого. Единственное моё спасение – нембутал, да и тот стал уже плохо действовать, не говоря о том, что его теперь получить в таблетках нельзя. Слава богу, что дают в рецептурном отделе на заказ. В данный момент я уложен (из бюрократизма или бюрократического гуманизма нашей медчасти) ввиду «отрицательной динамики», но не очень лежу.

Однако я Вам ещё не сообщил самой главной и очень печальной новости. Эвальд Ильенков378, который привёл Вас ко мне, скончался – неожиданно, от сердечного приступа, 55 лет от роду. Похороны были очень тёплые. Я, увы, не был, единственно по причине полного единовластия моей жены, с которой сражаться не в силах. Жаль, очень жаль! Это был самый талантливый из всех наших «философов» послевоенной выделки, самый близкий мне из них человек. И развивался всё более в хорошую сторону – в сторону ленинизма. Жил тоже в постоянном конфликте с засильем модной прозападной философии, вошедшей в полный союз с провонявшейся старой ортодоксией митинского типа379.

Правда, он много пил и курил. Остерегайтесь! А впрочем, я жалею, что не пью, то есть что Л.Я. меня от этого зелёного змия совершенно отлучила. Ваш Глеб Успенский был сильно грешен. Когда его возили по деревням его друзья-народники с целью «слияния с народом», он и сказал: «С вами не сольёшься, а сопьёшься».

Ну, буде! Сегодня погода плохая, вот я и раскис, а выйдет солнце – ещё захочется любви и жизни.

Ваш М. Л.

28 апреля 1979 г

< открытка >

Дорогие Михайловы!

Спешу поздравить с праздником весны и труда. На сей раз с опозданием. Дел много (а толку чуть). Спасибо за медицинские указания – лечить меня надо возложением рук. Очень Вы, М.Г. (Михаил Григорьевич, Милостивый Государь), критически мыслящая личность. Оттого и горе. Если бы Вы мне раньше сказали, что спорите с Шахназаровым380, я бы Вам отсоветовал.

Подробно напишу позднее.

Ваш М. Л.

27 мая 1979 г

Дорогой Михаил Григорьевич!

Что я написал Вам какое-то сердитое письмо – чистое Ваше мифотворчество. Вы, наверное, не так поняли мою шутку насчёт Вашей доверчивости в отношениях с редакцией журнала. И ещё насчёт желания критиковать Шахназарова. Если он на деле оказался таким внимательным и не самолюбивым человеком, очень рад, а то ведь я подумал, грешным делом, что из-за влиятельности этого лица редакционные работники и решили придержать Ваш опус. Впрочем, может быть, речь идёт о разных лицах. Но я всё же думаю, что Вы сплеча берётесь за темы, которые не так просто привести в ясность.

Что мне удалось узнать? Отв<етственный> секретарь журнала Л.И. Греков утверждает, что ред<акционный> работник, занимавшийся Вашей статьёй, к Вам расположен, но он не имел в виду публикацию её иначе, как в общем обзоре; это не считается у них «дискриминацией», и он приводил имена лиц «вполне уважаемых», кои печатались именно таким способом. Сам Греков, будто бы, читал Вашу статью, но нашёл её слабоватой. Он обещал мне ещё раз заняться ею и постараться, чтобы она так или иначе увидела свет. Над ней, говорит, нужно работать, а они не справляются в смысле времени.

Вот Вам совершенно точный отчёт о моих переговорах. Статью я не знаю, предмет, как я уже сказал, внушает мне трепет, сердито писать Вам у меня не было никаких оснований, а если получилось ворчливо, то прошу извинения. Вообще же говоря, литературные выступления на темы дня – лотерея, как я это знаю по собственному опыту. Что Глеб Успенский?

Поскольку Вы выражали интерес к южным районам нашей родины, я посылаю Вам для ознакомления письмо одного моего приятеля, бывшего слушателя тридцатых годов. Некоторые его письма бывали более поэтичны, но и это не дурно. Прошу мне письмо вернуть, у меня их целая серия, и от них веет каким-то другим, приятным мне миром. Но вот книг там маловато!

Мы с Л.Я. кланяемся Вам и Зое; желаем здоровья и хороших надежд.

Р. S. Что последнее в жизни? – спросили Сократа (рассказано у Диогена Лаэрция). – Надежда, ответил старый хрен. Будем надеяться. Prinzip Hoffnung