Бернгард Рогге - Рейдер «Атлантис». Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941

Мор со своими людьми передал мне по рации, что остров безусловно необитаем.

На повестке дня встала задача – промерить и обозначить буями фарватер залива Газел-Бэй. Этот залив, по существу, являлся внутренней бухтой дельтового протока Фондри-Бранч, где «Атлантис» впервые бросил якорь после 300 дней плавания. Я выбрал это место потому, что «Вестник Антарктики» описывал его как лучшую естественную гавань и еще потому, что там легко пополнить запасы питьевой воды за счет близко расположенных ручьев. Как только промерили и обозначили буями залив Газел-Бэй, «Атлантис» снялся с якоря и неторопливо продолжил свой путь сквозь заросли морских водорослей. Оставив первые два буя слева по борту, мы вынуждены были наполовину увеличить скорость и резко положить руль вправо. Подняв якорь, мы включили эхолот, и он отметил глубину под нами в 6,5 морской сажени (11,9 метра). Кюн с боцманом стояли у клюзов корабля; мы были готовы отдать оба якоря.

– Шесть с половиной, – объявлял лотовой, – шесть с половиной... пять саженей... по-прежнему пять... Стоп! Оба!

Спустя мгновение «Атлантис», продолжая идти вперед, внезапно сел на не отмеченный на карте риф, который не был обнаружен ни командой лотовых, ни эхолотом.

Я попытался освободить корабль, запустив обе машины на полный назад, но «Атлантис» не двинулся с места. Я не хотел прибегать к каким бы то ни было крайним мерам, пока не представлю себе состояние судна. Эхолоты показали, что корабль сидит на небольшой скалистой вершине, круто поднимающейся с глубины и такой узкой, что ускользнула от внимания нашей команды лотовых. Аварийно-спасательная команда доложила, что все топливные отсеки и трюмы остались неповрежденными. Под воду ушел водолаз, чтобы исследовать состояние корпуса и сообщить о положении судна и о понесенном ущербе. В его первом донесении отмечалось, что форпик[29] и цистерна номер 1 в двойном дне имеют пробоины, но, к счастью, топливные отсеки остались нетронутыми. Убирающийся брус для траления мин вдавило примерно на полтора метра дальше его родной ниши, при этом было пробито несколько поперечных переборок. Пробоина в форштевне послужила причиной течи в цистерне номер 1, содержащей 82 тонны питьевой воды, которая постепенно смешалась с морской водой.

В течение последующих 30 часов мы три раза пытались снять корабль с мели, но все наши усилия оказались тщетными. Я старался не думать о том, что может произойти в том случае, если от нас отвернется удача, – в военное время окажемся на пустынном необитаемом берегу за тысячи километров от ближайшего островка цивилизации. Вместе с Кильхорном, котельным машинистом и телефонистом я спустился в залитый водой отсек; откачав воду с помощью свежего воздуха, мы произвели тщательный осмотр повреждений изнутри. 16 декабря мы в четвертый раз попытались освободиться, проведя перед этим несколько бессонных ночей, перетаскивая все, что было транспортабельным, в кормовые отсеки. Наклон судна кормой вниз составил 8,5°, но оно по-прежнему не двигалось с места. Затем мы как можно дальше отдали кормовой якорь, а оба носовых якоря отдали в средней части судна. Накренив корабль более чем на 8°, мы поочередно с каждого борта укоротили якорную цепь, пока машины отрабатывали полный назад во время поднимающегося прилива. Первая попытка провалилась, хотя мы гоняли машины в течение 53 минут. При второй попытке корабль чуть не занесло на мелководье; его удержал только кормовой якорь, при этом натяжение каната едва не превысило разрывное усилие. Время отсчитывало решающие секунды, разрушая нашу надежду на снятие судна с мели на приливном течении.

С большим трудом нам удалось укоротить стальной канат кормового якоря и привести корму круче к ветру, прежде чем осуществить наше последнее усилие. Весь экипаж был вызван на палубу, а затем, по сигналам боцманской дудки, все перебегали с правого борта на левый и обратно, пытаясь сдвинуть судно, раскачивая его из стороны в сторону. Мы уже собирались проститься со всякой надеждой, как вдруг корабль задрожал, словно попал в сильный шторм. Потом он выпрямился и разворачивался до тех пор, пока не встал кормой точно против ветра.

Вновь на свободе – в последний момент! Следуя за моторной лодкой с командой лотовых на борту, мы вошли в дельтовый проток Фондри-Бранч самым малым ходом, измеряя глубины лотом. На следующее утро спозаранку мы спустили катер и вновь тщательно обозначили вход в залив буями. Со второй попытки «Атлантис» вошел в Газел-Бэй без дополнительных происшествий и бросил якорь. Длина якорного каната составила 45 морских саженей (82,35 метра) при глубине 8 морских саженей (14,64 метра).

Уединенную бухту, где сейчас стоял «Атлантис», со всех сторон обступали отвесные скалы высотой 100 метров; вход в бухту в ширину едва достигал 180 метров. На западной стороне бухты со скал низвергался водопад. Со стороны моря корабль был почти закрыт холмами Ямайского полуострова. Мы немедленно занялись ремонтом машин и корпуса судна.

Пока корабль все еще крепко сидел на рифе, я сошел на берег с Мором и Фехлером, чтобы выяснить, как нам пополнить запасы воды. Когда (и если) мы обнаружим запасы воды, нам придется решать проблему доставки ее на борт судна. Речь шла не о нескольких ведрах воды, но о тысяче тонн. Когда мы шли через устье залива Газел-Бэй, нас переполняла радость от того, что мы нашли не просто воду – настоящий водопад, удобно низвергавшийся с высоких скал. Сразу бросалось в глаза одно неожиданное препятствие – по причине мелководья «Атлантис» не смог бы подойти к водопаду ближе чем на 1000 метров. Если бы только у нас на борту было достаточно гибкого шланга, чтобы перебросить через эту тысячеметровую брешь. Но тогда мы еще были не в состоянии это осознать. Поскольку уровень падающей воды находился гораздо выше палубы корабля, мы рассчитывали использовать водопад в качестве своего рода водонапорной башни и закачать воду под ее собственным давлением. Все это выглядело достаточно просто, и наши матросы были полны энтузиазма, поскольку ничто так не любят моряки, как решать технические головоломки – чем сложней, тем лучше. Фехлер, к примеру, обычно с удивительной энергией бросался на подобные задачи, как правило принимаясь за свои расчеты, и, будучи офицером-подрывником, основывался на предположении, что непременно придется что-нибудь взрывать.

Что касается этого водопада, я строго запретил что-либо подобное и подчеркнул, что к этому делу следует подойти более осторожно. Тогда Фехлер и Кильхорн разработали способ, как поместить в водопад бочку, чтобы поймать поток, который побежит через отверстие в бочку, а оттуда по шлангам на корабль. Мы рассматривали этот проект с некоторыми опасениями, но Фехлер с привычным усердием засел за работу, чтобы претворить этот план в жизнь. Отыскав подходящую бочку, он проделал в ней отверстие, прикрепил к ней оттяжки и перевез на берег. По скользкой вулканической породе бочку на руках перетащили к водопаду, а другая команда рядовых следовала сзади со шлангами. Корабль стоял в 300 метрах от берега, а водопад был удален от побережья на 700 метров. Наши люди карабкались вверх с тяжелой бочкой до тех пор, пока не оказались точно рядом с водопадом, ширина которого составляла около 8 метров, и вода узким потоком сбегала в залив. Это было геркулесовой работой закрепить бочку в нужном месте, поскольку водный поток был исключительно мощным, но по истечении трех часов мы справились с этой задачей и наконец смогли опустить бочку точно в то место водопада, где планировал Фехлер. Фехлер отправился пострелять уток. Это было его любимое развлечение.