Георгий Иванов - Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

И. В. нежно кланяется Вам обоим. Ей очень досадно, что пришлось начисто прервать работу над переводом на русский ее отрывка. Но ей-то работать по такой жаре — уж абсолютно невозможно. Ее здоровье после всех наших мытарств расстроено вконец, и всякое напряжение ей попросту опасно. Когда температура станет более человеческой, она снова возьмется за дело. Съезд, как Вы конечно знаете, лопнул.[444] (Но возможно с другой стороны, что опять начнет возрождаться.) А мы очень рассчитывали, что Вы приедете в ноябре на этот съезд, и мы с Вами повеселимся и наговоримся. То, что личного контакта нет, ощущаю как метафизическое свинство. Денег за дневник не посылайте. Подождите, пришлем дополнение, отрывок и т. д. Тогда и пришлете более существенную сумму. Вычтите ледерплякс, а «За верность, за безумье тост» - 27 строк [445] - прибавьте - этот опус, присланный позже, никогда не был оплачиваем, для Вашего уважаемого сведения.

Обратили ли Вы внимание на стишки Адамовича в «Опытах». [446] «Либо снимите крест, либо наденьте трусики» - получается неувязка.

Ну вот. Будьте душкой, напишите мне ответ подлиннее, ведь Вы в деревне. Ваши письма - когда Вы не злитесь - доставляют нам обоим «физическое наслаждение» (не истолкуйте двусмысленно!), и я их - ей-Богу - аккуратно прячу, их жалко было бы потерять.

Ваш Жоржа.

<Приписка Одоевцевой>

Ради Бога, ради Бога, ради Бога извините. Но я — «Больная рыба на песке. Рот открыт в предсмертной тоске» [447] — от адской жары и от стыда, что не могу переписать написанного. Надеюсь, Вы войдете в мое положение и не лишите меня Вашего высокого расположения. И примите мой скорбный привет.

Ирина Одоевцева.

Собравшись с последними силами, кланяюсь Ольге Андреевне — довольно, больше не могу. Ни гу-гу.

<К письму приложены переписанные Одоевцевой (с правкой Г. И.) стихи:>

Дневник (1955)

1. Истории зловещий трюм...

2. Вот более иль менее.

3. Вспорхнула птичка-трясогузка...

4. Овеянный тускнеющею славой...

5. Голубизна чужого моря...

6. Жизнь продолжается рассудку вопреки...

7. Паспорт мой сгорел когда-то...

8. Не верю раю, верю аду...

9. Голубая речка...

10.Листья падали, падали, падали...[448]

Георгий Иванов

69. Роман Гуль - Георгию Иванову. 21 июля 1955. <Питерсхэм>.

21-го июля 1955

Дорогой Георгий Владимирович, только что получил В<аше> письмо и отвечаю стремительно. Но вовсе не потому, что «я в деревне и мне тут нечего делать». Со мной — увы — чемодан рукописей. И тут я делаю кн. 42. А кроме того пишу всякие вещи, так например, «О поэзии Георгия Иванова». Ей-Богу. Решил писать. Вчера окончил «чтения». Чувствую, что мясо наросло, тема звучит, но Вам все это, наверное, не понравится. Вместо «превознесу тебя, прославлю» будет совсем Бог знает что, единственная надежда, что «тобой бессмертен буду сам».[449] Посмотрим. А так как у нас тоже — жарища — не дай Бог, но все-таки, м. б., не такая, как у Вас, то вот Вам баллада о жаре в Варе:

 Не у нас на МайамиТы лежишь вверх ногамиВ этом огненном жаре,К сожаленью, ты в Варе.И лежишь, изнывая,Мутно, мокро и колко,Как вакцина живаяВ колбе доктора Солка.[450]

Дальше. Стихи получены и уже посланы в набор. Михаил Михайлович в Гонолулу, читает там лекции в тамошнем университете, и пробудет там довольно долго, так что он дал мне тут «план пувуар».* Вы спрашиваете о моем мнении? О, дрожи, поэт! Вот оно, мое мнение. Все, конечно, прекрасно. Но на этот раз Вы, как Федор Павлович Карамазов, отделались больше остроумием (ценим!) и не дали почти никакой музыки. Это жаль. В прошлые разы Вы давали и музыку. Ну, может быть, дошлете. Только вот в чем дело. В стихе № 7 есть некая строка «В плодородный вечный Нил». Я, конечно, <понимаю>, почему Вас так осенило. В корпусе Вы учили, что долины Нила чрезвычайно плодородны. Вот оно и вышло. С Вашего разрешенья я переписал на машинке «В многоводный вечный Нил». [451] Д'аккор?** Нас учили в гимназии, что Нил - многоводный. Есть такая штука - явная описка (там, где о бане и об Илиаде): «Раз так писали - не гуляли». [452] Милый друг, спасите, уберите это «не гуляли», которое веревкой привязано для рифмы и губит все дело, как пятая нога. Я предлагаю Вам хотя бы повторить: «Раз так писали — так писали!». Иначе про­вал и катастрофа, м. б., Вы придумаете ч<то>-н<нибудь> лучшее? Подумайте. И третье мое «критическое» замечание: «Вспорхнула птичка-трясогузка». Бог с ней, с этой трясогузкой [453] — по дружбе говорю: вся эта строфа — как назло недостойна Вас, жуткий маэстро. Просто как откуда-то из старых строк наворовали и сделали винегрет. Исправьте, ей-Богу! О Вашем, не о своем памятнике плачу. Если будут еще стихи, шлите, хотя честно скажу, что по количеству этого вполне достаточно. У нас будут еще стихи двух-трех поэтов (обещано). Так что количественно достаточно вполне. Но если будут у Вас вдохновения, то шлите, конечно. Добавим. М. б., ч<то>-н<ибудь> из присланного Вы удалите? Хотя я уже в набор, как указано выше, послал.

Иду по Вашему письму. «Лит<ературный> совр<еменник>» не видал еще, а посмотрел бы с удовольствием. В Мюнхене ведь «профессор глядит из каждого куста» — там страшенно высокая советская культура. Ну, вот и журналы соответственные. Фото Ваше меня поразило. Оказывается, Вы помолодели чертовски! Ей-Богу. Мерси за изображение, отвечу тем же при случае, и, кстати, наша фотография Вам покажет, как снимает американский аппарат, купленный за 2 дол<лара>. Жена занимается этим от скуки тут. Графу передам фото обязательно. Вот обрадуется граф. И, м. б., даже чем-нибудь раскошелится, фото всегда действует как-то призывно. Кстати, о графе. Посылка с костюмом в яблоках ушла к Вам из Н<ью> Й<орка> числа 6-го июля. Вот считайте, скоро придет. Там костюм серый в яблоках (но шерстяной — легкий), носки, потом что-то еще графское, не помню. Знаю только, что я сделал дикое свинство. Я приложил ко всему этому графскому хорошему свою голубую куртку (это для дома), по утрам работать; я ее страшно любил; но свинство совсем не в этом, что я ее любил и что по утрам, а то, что у нее слегка был разорван рукав (слегка! клянусь!) и жена не смогла заделать эту штуку из-за того, что у нее с глазами непорядки. Так вот она просит извиниться, что я сунул ее так «ан натюр».*** Сунул же, чтобы заполнить пустое <место>.