Георгий Иванов - Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

ГЕОРГИЙ ИВАНОВ - ИРИНА ОДОЕВЦЕВА - РОМАН ГУЛЬ: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ

«Если когда-нибудь мы прославимся и письма наши будут изданы, что подумают потомки? Все ведь может случиться» — так писал Георгий Адамович Ирине Одоевцевой 3 марта 1958 года.

Через полвека и с отправителем этого письма и с его адресатом случилось самое существенное: их эпистолярное наследие постепенно включается в общий культурный фонд отечественной словесности. Тем самым потомкам предоставляется возможность составить об их жизни и мнениях целостное представление, не замутненное априорными суждениями, вынесенными современной им критикой, и не обусловленное общественными предрассудками. Это особенно важно в случае с Георгием Ивановым, Ириной Одоевцевой и Романом Гулем. Все трое — эмигранты и рассматривались в советской печати (когда рассматривались, что было крайне редко) исключительно как представители «враждебного окружения», носители «чуждой идеологии». Но и с точки зрения представителей русской диаспоры, тоже сильно политизированной, их интенсивное общение между собой можно признать едва ли не нонсенсом — настолько разнились их изначальные «идеологические платформы». В 1920-е годы Георгий Иванов представлялся Роману Гулю не более чем расколотой в революцию «прелестной чашкой». Так он написал в своей автобиографической книге «Жизнь на Фукса» (1927) — о «берлинском сидении»: «…приехали прелестные чашки, разбитые революцией, Г. Иванов, Г. Адамович, Н. Оцуп…». Для Георгия Иванова с Ириной Одоевцевой Роман Гуль в ту пору существовал разве что в не достойном внимания образе одного из «большевизанов». Если вообще существовал.

И тем не менее — тридцать лет спустя — они имели право сказать о себе подобно Борису Пастернаку: «Нас мало, нас, может быть, трое». И продолжить еще более для нас существенным: «Мы были людьми. Мы эпохи».

Представленная в этой книге переписка велась в эпоху слома поступательного движения коммунистической идеологии по всей планете. Как раз в эту пору — с 1953 по 1958 год — общение всех троих ее участников оказалось особенно тесным. Завершилось оно не по причине разрыва отношений, а из-за кончины главного действующего лица, Георгия Иванова (после его смерти Одоевцева и Гуль продолжали оставаться в поле зрения друг друга, продолжали и переписываться, но этот корпус их писем уже не связан прямо с нашим сюжетом).

Георгий Владимирович Иванов (29. Х (10. XI). 1894, Пуки Тельшевского уезда Ковенской губ. — 26. VIII. 1958, Йер, департамент Вар, Франция; 23. XI. 1963 перезахоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, под Парижем) — поэт, прозаик, мемуарист, критик. Его предки по отцовской и материнской линии — военные, и сам он учился во 2-м кадетском корпусе Петербурга, но не закончил его, увлеченный литературой. Печатался с 1910 г., в 1912 г. выпустил первую книгу лирики «Отплытье на о. Цитеру», был приглашен Н. С. Гумилевым в «Цех поэтов», много печатался в разнообразной периодике, приватно общался с Кузминым, Блоком, Ахматовой и другими корифеями «серебряного века», сам став его органичным представителем. До 1922 г. жил в Петербурге-Петрограде, откуда осенью 1922 г. уехал в Берлин под совершенно формальным предлогом работы «над составлением репертуара государственных театров». В Россию больше не вернулся, хотя и ничьего иностранного подданства тоже не взял, проведя всю дальнейшую жизнь в статусе «русского беженца». В 1923 г. вместе с Одоевцевой, на которой женился еще в Петрограде осенью 1921 г., уехал из Берлина во Францию, где и провел оставшиеся годы жизни, преимущественно в Париже. Во Франции вел до 1938 г. активную литературную жизнь, печатался в ведущих эмигрантских изданиях, газете «Последние новости», журнале «Современные записки» и др., был неизменным председателем собраний литературного общества «Зеленая лампа», издал имевшие большой резонанс беллетризованные мемуары «Петербургские зимы» (1928), сборник стихов «Розы» (1931), ставший самой заметной книгой лирики целой литературной эпохи, но в 1938 г. изданием «поэмы в прозе» «Распад атома» неожиданно поставил точку в своей творческой деятельности. Военные годы провел с Одоевцевой в Биаррице, на юго-западе Франции, после войны вновь стал писать стихи, возобновив в 1945 г. их публикацию. В отличие от довоенных лет, материальное положение Георгия Иванова катастрофически ухудшалось, в конце концов приведя его и Ирину Одоевцеву в пансионат для апатридов (политических беженцев, не имеющих французского гражданства) на юге Франции в Йере, неподалеку от Тулона, где он с женой и провел остаток дней с начала февраля 1955 г. до самой кончины. К послевоенным годам житейского неустройства относятся тем не менее высшие проявления ивановского лиризма, сделавшие его первым поэтом русской эмиграции и вообще одним из лучших русских лирических поэтов ХХ века.

Ирина Владимировна Одоевцева, в первом браке Попова, во втором Иванова, наст. имя Ираида Густавовна Гейнике (15 (27). VII. 1895 (по другим сведениям, 1901), Рига — 18. X. 1990, Ленинград) — поэт, прозаик, мемуарист. Родилась в семье адвоката, в конце 1918 г. записалась в Институт живого слова в Петрограде, где услышала лекцию Н. С. Гумилева, в «Литературную студию» которого вскоре перешла, став в ней его главной ученицей. Печаталась с 1921 г., в 1922 г. выпустив в Петрограде первый и единственный на родине поэтический сборник «Двор чудес». Как и Георгий Иванов, в 1922 г. (но отдельно от него) уехала из Петрограда в Ригу к отцу, откуда и отправилась в Берлин. Во Франции стихи в довоенные годы писать почти прекратила, обратившись к прозе, одобренной на первых порах самим И. А. Буниным. До войны Одоевцева опубликовала романы «Ангел смерти» (1927), «Изольда» (1930) и «Зеркало» (1939), писала для кинематографа. Благодаря постоянной помощи отца, а после его кончины в 1933 г. благодаря значительному наследству, жила вплоть до 1944 г., когда немцы реквизировали ее с Георгием Ивановым виллу под Биаррицем (вдобавок уничтоженную авиацией союзников), вполне обеспеченной жизнью (помимо виллы была куплена еще и квартира в Париже, разграбленная в военные годы). После войны, как и Георгий Иванов, вернулась к стихам, а также опубликовала переведенный на французский, английский и испанский роман «Оставь надежду навсегда» (по-русски издан в 1954 г., позже, чем в переводах!). Но наибольшую литературную известность Одоевцевой принесли ее мемуары, писавшиеся и изданные уже после смерти Георгия Иванова: «На берегах Невы» (1967) и «На берегах Сены» (1983). В 1987 г. Ирина Одоевцева вернулась на родину, поселившись в Ленинграде, откуда она шестьдесят пять лет тому назад уехала за границу.