Василий Каменский - Его-Моя биография Великого Футуриста

Быстро задыхаюсь, таю, нервничаю.

Ныне я много косил, но не днем когда захлестывает овод, а под вечер, как отзанимаюсь.

Ныне же в первый раз видел, как славно пахала пол озимое пар Маруся — жена Алешина.

Конечно плугом гена.

Скоро Маруся будет еще пахать — продолжать — ей нравится — легко, нужна сноровка.

Женщины — аристократки и крестьянки (у нас крестьянки пахать небудут) приезжайте смотреть: Маруся пашет и ей нравится

Я еще могу емко колоть дрова.

У нас гостит брат Петя — матрос.

Петя служит матросом-мотористом радиотелеграфа в Гельсинфорсе — вот уже восемь лет. Всю свою молодость, красоту дней, энергию, душу, надежды, возможности — весь смысл своей судьбы отдал казарме, запаху отхожаго места, скверной каше, дурному обращенью начальства, общей нестерпимой тоске таких же, как он, товарищей.

За что кому — во имя какое.

Ох — страшно — кошмарно об этом мыслить.

Нет человеческих сил слушать рассказы Пети о службе своей, перед которой каторга ему кажется желанным отдыхом.

В едком дыме костра — отмахиваясь преувеличенными движеньями — я ищу отвлеченья.

Дальше.

Около меня лежит блок-нот, подниму, стану писать еще биографию Великого Футуриста дальше.

Поэт-Йог — и загорелый от солнца — полуголый будто индус — неотрывно смотрит в огонь костра: может быть Он видит Себя на берегу священного Ганга у истока проникновенно повторяющего божественное имя Сиддарта Гаутемы — просветленного Творца буддизма.

Я пою Его Индию:

Трава. Песок. И плеск морейВенчают Мир венечно.В гостях у медных дикарейГостить я буду вечно.Рубины глаз в кустах тигрицА меткость рук упругаПрилеты перелетных птицУмеет петь подруга.В шатрах из пальмовых ветвинДымится ужин дружныйИ песню трав — пахучих винРазвеет ветер южный.А на поляне у костраОткроется вдруг дверкаЗмеинно выбежит сестраНагая баядеркаАн-нэо-хатсу-хмау-нисаЯ позову на ВрамапутрУкрыться в радостях маисаНад звездолинами для утр,Я русский — в Индии ЙоговПоэт Земель — Небес — МорейПриехал мудрости учитьсяУ солнцекожих дикарей.Теперь Он смотрит на небо.

Я снимаю вскипевший чайник, завариваю чай, пью с земляникой, иногда пишу.

Сейчас Он думает о полученном только письме Своего славного друга — Марии Комаровой, знаменитой певицы — удивительной, чуткой, яркой, талантливой.

Мария зовет Его:

— Приезжай на Кавказ. Хочу слышать, чуять твои мысли, твои стихи. Я знаю тебе нехочется расставаться с милой Каменкой, но мы должны петь свои песни. Жду здесь — в Пятигорске.

Я еще наливаю чашку чаю.

Каменка, сосны на горе, костер, земляника.

Небо безоблачно, птицы, запах скошенной травы, творческий покой.

Один.

А где то там в Пятигорске пестрая суета гостей, симфонический день в Цветнике, театр дорогого товарища — П. И. Амираго (Его антрепренера), чудесных импрессарио Юзика Казарова, Володи Снарского, Басманова-Волынского.

Поездки Кисловодск — Ессентуки — Железноводск.

Съезд знаменитостей.

И там — на балконе Бристоля — Его друг Мария Комарова — нежная, поющая, грустная.

И всегда нервная, мятущаяся.

Поэт сердцем слышит ее волненья, вопросы.

Чудесный она товарищ.

Ему хочется поехать, Он готов, Его крылья вздрагивают.

Но я останавливаю: мне необходимо работать сейчас — закончить книгу — Его-моя биография Великого Футуриста,

Я также знаю: Его тянет к Песням, к движенью, к друзьям, к любви.

Дальше.

Я понимаю, чувствую, сознаю.

А Его здоровье — ведь на Каменке лучше.

О я слишком Его знаю; Поэт ничуть никогда небережет Своего здоровья — как денег — как славы — как общественного мненья — и тратит все это — земное — во весь Свой размах.

Если б отдаться воле Его хоть раз без контроля в жизни — Он сгинул бы быстро.

И всем было бы просто безразлично.

Ах — не все ли равно всем: есть Он или нет.

Все на свете эгоистично — условно.

Пусть Он воображает, фантазирует, увлекается, любит, творит, поет.

Он — Поэт.

Я наливаю медленно чаю, кладу земляники, успокаиваю Поэта: ехать на Кавказ еще нельзя.

Ялта зовёт

О комнате ветка оранжевой рябины.

Поэт потерял покой.

Он каждую ночь видит во сне море в Крыму, рыбаков из Балаклавы, корзины с виноградом, девушек в белых платьях, солнце на берегу у волн, корабли, дельфинов, крепкий турецкий кофе.

Просыпаясь кричит мне.

— Дальше.

А я работаю и упорно молчу: мне осталось совсем мало, еще несколько страниц, несколько слов.

Ведь Ему 33 года и мой труд впереди.

Я потом когда нибудь напишу вторую часть Его Дней и моих минут.

Теперь же Он начинает меня побеждать — кажется снам Поэта суждено осуществиться.

Скоро снова — Пермь — Ялта.

Так было много раз.

На пароходах по Каме — Волге до Саратова, там по дороге в Симферополь, оттуда на автомобиле в Ялту.

Этот маршрут я повторяю, пою, пишу, декламирую, чтобы только успокоить Поэта.

Быть может через 10 дней придется расстаться с Каменкой, с Его музеем, родными. И в путь — дальше. Все — к лучшему, к совершенному.

Мой вольный бегМой путь привольныйГде солнце и где МайВчера — КазбекСегодня — волныУ моря Черного мой рай.

Счастливый утровеющий час да встретит юношеские глаза Поэта, сияющие счастьем осенняго перелета с севера на юг, с Цингала на Ай-Петри.

К снегу — в Москву — стану там издавать Эту книгу, но как — еще незнаю.

Изменила ли революция теперь условья издательства или предстоит борьба с прежним ужасом — увидим. Если будет нужно — возьмем свое силой молодости, надавим упругими бицепсами Духа и Тела, но неуступим тьме.

Наша закаленность в борьбе за святое дело Истины, наша загорелость от солнца культуры, наша радиоактивная энергия, наша гениальная футуристичность — верная порука за наше победное шествье —

— Дальше.

Революция Духа — за нами.

За нами — все молодое Человечество со всей своей красотой вольнотворческого бунта.

Революция дала великое благословенье нашему Футуризму на океанский размах.

За нами подвиги гениальных парней — Достойных сынов своего пророческого искусства.

Имя Великого футуриста Василья Каменского еще много тысяч раз будет алошелково развеваться сокрушительным знаменем над молодецкими головами юношей и девушек.