Леонид Млечин - Ленин. Соблазнение России

Познакомились они незадолго до революции, когда Коллонтай приехала на флот, чтобы по поручению ЦК партии большевиков сорвать среди военных моряков подписку на «Заем Свободы», выпущенный Временным правительством. Роман Коллонтай и Дыбенко привлек всеобщее внимание, потому что они совершенно не стеснялись своих чувств.

Александра Михайловна Коллонтай, член ЦК большевистской партии и член Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, увидела в моряке-балтийце мужчину, которого искала всю жизнь. Инженеры, ученые, профессиональные революционеры, все, кто прошел через ее постель, могли только красиво говорить. А он умел любить. Дыбенко казался олицетворением мужественности и пользовался большим успехом у слабого пола. Александра Михайловна, что называется, по уши влюбилась в матроса-балтийца. Она откровенно признавалась:

«Люблю в нем сочетание крепкой воли и беспощадности, заставляющее видеть в нем “жестокого, страшного Дыбенко”… Это человек, у которого преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия… Я верю в Павлушу и его звезду. Он — Орел… Наши встречи всегда были радостью через край, наши расставания полны были мук, эмоций, разрывающих сердце. Вот эта сила чувств, умение пережить полно, сильно, мощно влекли к Павлу».

Александра Михайловна Коллонтай — первая женщина-министр и первая женщина-посол в истории России — родилась в дворянской семье. Матрос Дыбенко с его скудным образованием, надо полагать, немало почерпнул у этой утонченной и искушенной женщины.

Первым руки Александры попросил адъютант императора Александра III генерал Тутолмин. Она отказала. Влюбилась в своего трою родного брата Владимира Людвиговича Коллонтая, выпускника военно-инженерной академии, чью фамилию носила до конца жизни:

«Два года я боролась с родителями, чтобы получить их согласие на брак с красивым и веселым Коллонтаем. Он необыкновенно хорошо танцевал мазурку и умел веселить и смешить нас в течение целого вечера».

Она заставила родителей согласиться на брак. В 1893 году они обвенчались. Родили сына Михаила, которого Александра Михайловна обожала. Придумывала ему множество ласковых имен — Мишука, Мимулек, Михенька…

Владимир Коллонтай со временем дослужился до генерала. Он бесконечно любил жену, но Александре Михайловне хотелось свободы. Она не желала быть просто женой, которая сидит дома и ждет, когда муж придет с работы: «Хозяйство меня совсем не интересовало, а за сыном могла очень хорошо присматривать няня».

Александру Коллонтай тянуло к ярким личностям. Отношения с мужем показались слишком пресными. У нее возник роман на стороне, и они с мужем разошлись. Она ушла из семьи. И уехала за границу, где женщине легче было получить высшее образование. Коллонтай посвятила себя движению за равноправие женщин, перезнакомилась со всеми известными социал-демократами Европы, участвовала в международных конференциях, посвященных женскому движению. Среди ее любовников называют виднейших революционеров того времени.

Историки пишут о своего рода сексуальной революции, которая произошла в России в конце XIX века. Женщины, прежде находившиеся под властью мужа, жаждали личного счастья, и для этого им нужна была свобода в интимных отношениях. Отныне уже не только мужчины, но и женщины стали разрушать институт брака. Тайные адюльтеры случались во все времена, но теперь женщины стали открыто уходить от мужей и начинали новую, самостоятельную жизнь. Они также требовали уравнения их в правах с мужчинами и присоединялись к освободительному революционному движению.

Первые российские феминистки возмущенно писали:

«Мужчины — господа, а женщины — их рабыни, поэтому первым все позволено и прощено, а вторым все запрещено и ничего не прощается. Мужчина, пользуясь своим господством, стремится устроить все по-своему. Женщины, желая облегчить свою участь, ведут борьбу с господством мужчин. Эта постоянная борьба между полами исчезнет, когда исчезнет подчиненность женщин.

Сами женщины должны стремиться освободить себя от подчиненности мужчинам и добиваться равноправности. Раскрепощение женщины должно и может совершиться только ее собственными силами — ее натиском».

Есть два выхода, считала Коллонтай: или вернуть женщину домой, запретив ей какое-либо участие в народнохозяйственной жизни, или создать такую социальную систему, которая позволит женщине становиться матерью и не лишаться возможности работать. Поскольку колесо истории назад не поворачивается, то первая возможность исключается. Экономическая самостоятельность виделась Коллонтай и как средство избавиться от унизительной для женщины необходимости вступать в брак с нелюбимым человеком только для того, чтобы родить и прокормить ребенка…

«Женщинам, — писала деятель Коминтерна Анжелика Балабанова, — приходилось бороться почти с непреодолимыми препятствиями, чтобы добиться возможностей, которые мужчины того времени получали как нечто само собой разумеющееся. Чтобы добиться интеллектуального признания, в то время женщине требовалась подлинная жажда знаний, много упорства и железная воля».

В 1917 году Александра Михайловна была одним из самых блестящих ораторов. За неукротимый темперамент ее называли «валькирией революции»:

«Выступление за выступлением, — вспоминала она сама. — Говорю то на Марсовом поле, то на площадях с грузовиков, с броневика или на чьих-то плечах. Говорю хорошо, зажигающее и понятно. Женщины плачут, а солдаты перебегают от трибуны к трибуне, чтобы еще раз послушать “эту самую Коллонтай”. Под моросящим дождем митинг возобновляется. Я говорю на чьих-то услужливо подставленных коленях, опираясь о чье-то плечо. И снова растет, поднимается волна энтузиазма…

Я сама горела, и мое горение передавалось слушателям. Я не доказывала, я увлекала их. Я уходила после митинга под гром рукоплесканий. Я дала аудитории частицу себя и была счастлива».

Питирим Александрович Сорокин вспоминал летом 1917 года:

«Жизнь в Петрограде становится все труднее. Беспорядки, убийства, голод и смерть стали обычными. Мы ждем новых потрясений, зная, что они непременно будут. Вчера я спорил на митинге с Троцким и госпожой Коллонтай. Что касается этой женщины, то, очевидно, ее революционный энтузиазм — не что иное, как опосредованное удовлетворение ее нимфомании».

Не все думали так приземленно.

«Я увидел, как у Коллонтай потемнели зрачки, и она сорвала платок с головы и оглянулась, — вспоминал писатель Николай Александрович Равич. — Кто-то подставил ящик. Александра Михайловна вскочила на него и заговорила.