Иван Бунин - Устами Буниных. Том 2. 1920-1953

1/14окт.

Проснулась и продолжала думать о сне, а сон забыла. Услышала топот над головой, потом шуршание в столовой. Я тихонько, по привычке, позвала: «Ян».

Когда он вошел, радостный, нежный, стал целовать и просить: «не уезжай, я буду беспокоиться», я как следует еще не проснулась. Затем он сказал: «Клянусь днем твоего рождения, что я тебя ужасно люблю!» Тогда я, шутя, спросила: «А ты рад, что я родилась? М. б. лучше было бы не родиться?» — «Очень рад, да с кем бы я мог прожить жизнь, кроме тебя… Ни с кем». […]

15 октября.

Наконец, осуществила свою мечту. Поехала в Ниццу. Ильиных застала. […] Оказывается, ни о моей операции, ни о руке ничего не знали. […] Гиппиус он ненавидит страстно. Растлители. В этом они со Шмелевым сойдутся крепко. […] зашел разговор о Шмелеве и я, наконец, поняла, чем он пленил их. Оказывается, он дает философские темы. В «Неупиваемой чаше» очень хорошо разработана философия творчества. В «Это было» — проблемы войны. […]

11 ноября.

Вчера завтрак у Мережковских. […] З. Н. пригласила Г. Н. [Кузнецову. — М. Г.], я очень благодарна ей за это. […] Завтрак был хороший. После З. Н. читала нам дневник. Перед тем Дм. С., который не слушал чтение (он не может ничего ни читать, ни слушать о революции: «это все равно если вашу мать убили, и вы будете слушать об этом») говорил:

— Милюков это Чичиков, Керенский — Хлестаков. В нем сидел бес, в котором и мы повинны, теперь бес из него ушел, а все продолжает становиться в Наполеоновские позы.

З. H. читала дневник, относящийся к Корниловской истории. […] Дневник написан мастерски. […] Ведь по духу она была близка и с Илюшей [Фондаминским. — М. Г.], и с Савинковым, и с Керенским, а Корнилов собственно был ей чужд, — и однако, она выносит оправдательный приговор Корнилову, даже не выносит, а он сам «выносится». И что самое замечательное — Корнилов не увлекает ее, к белому движению она остается холодна, не верит ему. […] Ее дневник — сама история. Она была поставлена в необыкновенно выгодное положение. Ежедневные свидания с Савинковым, человеком, умеющим отлично рассказывать, свидания с Бунаковым, знакомство с Керенским и дружба с Карташевым. […]

Илюша предстал пред нами в ином свете. Да, роль его не малая была и он увильнул от ответственности, уехав комиссаром в Севастополь. Меня порадовало, что я верно чувствую его. Он вовсе не такой «милый простой человек», «добрый и умный», нет он с большими провалами и ум его не свободен. И не только Керенский забывал «о России» и не понимал ее, но также и Илюша. Это теперь, 7 лет проучившись, стал понимать, хотя и по-своему, что такое Россия, что такое государство. Да и то я не уверена, что в критический момент он [не. — М. Г.] пожертвует партией для России. […]

11 декабря.

Была в английской церкви. […] Пришла домой — газеты, письма. Г. Н. [Кузнецова. — М. Г.] в восторге. Ей письмо от Алданова: стихов в «Днях» решено не печатать, он передал их Демидову, который взял их для «Посл. Новостей». М. Ал. просит рассказ.

Потом Г. Н. открывает газету и читает: Семен Владимирович Лурье скончался от несчастного случая. Попал под поезд на Руанском вокзале. […].

У нас с Яном дыханье остановилось. Боже, что за горе! Познакомились мы в Одессе, часто встречались. […] Он немного рассказал мне о Шестовых. […] Затем в Париже. […] Он бывал у нас в первый же год. […] Ближе сошлись с ним, прикоснулись с его духом года три тому назад. […]

5/18 декабря.

[…] весь сад в снегу. […] Ян нежно обнял: «Я хотел сейчас к тебе пойти, нашел под столом 50 фр. Верно, ты обронила, и стало тебя так жалко». Какой он странный и нежный человек. И как я иногда боюсь за него. Теперь он мучается «Жизнью Арсеньева» — уже не нравится. […]

6/19 декабря.

[…] Ян вчера был очень трогателен. Он расстроился, увидя мое состояние. Говорил: «Ты ведь часть моей души», предлагал [отказаться. — М. Г.] от предложения Фондаминских остаться на январь в Грассе. Но мне казалось, что ехать в Париж еще тяжелее.

Фондаминский как-то уклончиво написал относительно «Жизни Арсеньева», написал, что конечно, это произведение будет иметь большое значение, но что в нем нет занимательности. […]

16/29 декабря.

[…] «Наши странствия»4 я должна писать, когда чувствую себя хорошо и ничто не расстраивает меня — тогда работа идет споро, а то — полная бездарность. […]

Ян давно не пишет. В холоде, в дожде, мраке ему не работается. Хотя бы январь был погожим. Ведь ему необходимо набросать хоть бы III-ью часть.

Г. Н. встает в 11 часу. Ей жить надо было бы в оранжерее. […] Она слаба, избалована и не может насиловать себя. […]

1928

[Из записей Веры Николаевны:]

1 янв. 1928/19 дек. 1927.

Францию с Новым Годом! А я еще не чувствую, что Новый год идет, хотя уже 8 лет встречаю его во Франции, и все еще не привыкла. […]

2 января.

[…] В «Днях» напечатан рассказ Г. Н. [Кузнецовой. — М. Г.]. Статья Макеева о «Совр. Зап.» Восхищается «Божьим Древом»1, но говорит, что эта жизнь канула в вечность.

Ян сказал: […] Я пишу о душе русского человека, при чем здесь старое, новое. Вероятно, и теперь какой-нибудь Яков Еф. трясет портками и говорит теми же присказками. А они: все это картины старой жизни, — да не в этом дело.

[…] сегодня память мамы. Утром молилась. Грустно, что не могу отслужить панихиды. Утешаюсь, что, вероятно, отслужат в Москве. […]

[Из конспекта Ивана Алексеевича, написанного его почерком, вероятно, на основе уничтоженных записей:]

9. 1. [нов. ст. и дальше все по н. с]

На пути в Cannes слезли, не доезжая, пошли по рощам мимоз. Солнечн. предвечернее время.

24. 1.

Г. [Кузнецова. — М. Г.] начала переписывать вторую книгу «Жизни Арсеньева».

27. 1.

Кончила переписку.

31. 1.

Напечатан «Кунак».

1.2.

Весенний день. Нарвала в саду и принесла мне белых цветов с запахом нарциссов.

4.2.

Голые деревья на фоне облаков в лунную ночь. Облака кажутся особенно белыми.

7.2.

При луне по Ниццкой дороге с Г. Кипарисы, созвездие Ориона.

8. 2.

Кончил вторую кн. «Ж. А.»

18.2.

Отъезд в Париж — я, В. и Г.

19.2.

Париж. Hotel Gavarni номера 16, 14, 21. Завтрак у Ага (в его ресторанчике при лавке, на rue de la Pompe).

20. 2.

С Зайцевым «Chez Francis».

22.2.

Завтрак с Алдановым в «Москве».

23.2.

Обед у Ага и чай у Цетлиных.

[Вера Николаевна записывает:]