Харкурт Альджеранов - Анна Павлова. Десять лет из жизни звезды русского балета

Неизвестным молодым танцовщиком, обучавшимся тогда в Королевском колледже искусств, оказался Удай Шанкар. Он учился у сэра Уильяма Ротенстейна и, думаю, еще никогда не выступал на публике, хотя индийский танец был частью избранной им исследовательской программы. Он тотчас же приступил к работе в качестве хореографа для Павловой и поставил сцену индусской свадьбы и балет «Кришна и Радха» для «Восточных впечатлений». Павлова предложила ему стать ее партнером в этом балете, он принял предложение, и это стало его первым шагом в долгой артистической карьере, в результате которой он объездил весь мир. К этому времени труппа отправилась в гастрольную поездку по Англии с одноразовыми представлениями в каждом городе до открытия короткого сезона в «Ковент-Гарден». Однажды во время утренника в «Эмпайр» в Лидсе я получил записку от месье Дандре, где было написано: «Податель сего письма месье Шанкар – индийский артист, который будет учить наших девушек танцевать. Пожалуйста, помогите ему понять наши привычки и обычаи. Посоветуйте, как добраться до отеля и т. д.» Удай Шанкар вошел в мою уборную как раз в тот момент, когда я снимал грим. Я поздоровался с ним, и мы поспешили на станцию, чтобы купить ему билет в Ньюкасл. Я стал искать Павлову в поезде, но не нашел. Весь инцидент носил типично русский характер, ибо никто не сказал мне, что Павлова осталась в Лидсе специально для того, чтобы увидеться с Шанкаром и сразу же начать обсуждение и репетиции. Она приехала в Ньюкасл на следующий день, и я привел ее нового партнера к ней в отель. Она предложила мне остаться и посмотреть их первый урок-репетицию с Шанкаром. Я воспринял это как большую честь.

Во время этого турне наш восточный балет стал постепенно обретать форму. Он должен был состоять из трех частей или «миниатюр», первая из них включала три японских скетча: эпизод из «Додзёдзи», мой «Кап-поре» и, наконец, «Такеши Байаши». Наши японские учителя были осведомлены о программе, а музыка специально аранжирована Генри Джилом таким образом, чтобы создавать японские эффекты. Когда мы приступили к репетициям танцев, которые выучили в Японии, я оказался единственным, кто мог их вспомнить. Как я был доволен, что так прилежно разучивал их и упражнялся в неудобных артистических уборных, в спальнях отелей и каютах кораблей. Когда смог исполнить «Кап-поре» для Павловой и принять участие вместе с девушками в неофициальных репетициях двух других сцен, я ощутил, что не напрасно обучался. Не могу припомнить, сколько раз я исполнял японские танцы во время выступлений с труппой Павловой и после этого, но никогда не уставал от них, они пользовались успехом в различных зрительских кругах.

Затем следовали две индийские сцены: свадьба и любовная идиллия Кришны и Радхи. Эта последняя сцена была особенно очаровательной, выдержанной в стиле Манипури, Рам Гопал описал ее как «нежную и изящную, напоминающую саму природу в самых лучших ее проявлениях. Танцовщики покачиваются, словно колосья на ветру или тихо колыхающиеся волны. Они составляют единое целое с природой». Павлова – сама покорность, а красивый, мужественный, грациозный Шанкар действительно превратился в Кришну, Вечного Возлюбленного. Он нес в руках флейту, демонстрируя, что явился в образе пастуха. Костюмы были сшиты из настоящей индийской ткани, и все мы не сомневались, что этот новый балет, который добавился к репертуару, будет пользоваться огромным успехом.

В сентябре 1923 года труппа была приглашена выступить в «Ковент-Гарден». Мадам выступала в Лондоне впервые с тех пор, как я был ангажирован в труппу, что произошло два года назад. Объявлялось, что мы привезли с Востока сенсационные танцы, и первым произведением на восточные мотивы, которое мы показали, стал балет «Фрески Аджанты». Павлову очень взволновали эти величественные наскальные изображения в пещере, хореограф же Хлюстин никогда их не видел. Мне кажется, комментарий газеты «Таймс» был глубоким и справедливым: «Новый балет «Фрески Аджанты» вызван к жизни идеей… о том, что создания, существующие в воображении человека, имеют свою собственную жизнь, главная сцена представляет собой танец фигур, изображенных на фресках, в то время пока верующие спят. Эта идея была развита с большой изобретательностью Иваном Хлюстиным. Занавесы и костюмы позаимствованы с подлинных набросков, сделанных с фресок. Балет достигает своей кульминации в сцене ухода Гуатаны от суеты своего двора в поисках более возвышенной жизни. Однако вполне естественно, что аранжировщики главным мотивом балета сделали физическую жизнь многочисленных движений.

Что касается критических замечаний – в танцах и особенно в танце самой мадам Павловой встречается слишком много штампов традиционного балета. Музыка Александра Черепнина отличается ритмическим характером, и ее, пожалуй, следовало более тщательно изучить, создавая па. В целом балет поставлен эффектно, исполнители главных партий делают все, от них зависящее, и постановка в целом принимается с большим восторгом».

Я цитирую эту статью отчасти для того, чтобы показать, что, вопреки бытующему в наши дни мнению, Павлову не всегда воспринимали как богиню, которая не может ошибаться. С.К. Скотт Монкрифф так отозвался о том же балете в «Субботнем обозрении»: «…откровенно говоря, скучный спектакль, с чрезмерной точностью скопированный с унылого буддистского искусства Индии». Павлова и ее балеты подвергались критике, обычно разумной, и она всегда была готова ее воспринять. Но реакция публики имела для нее большее значение – она танцевала не для критиков.

Я же был еще слишком молод, и мне было небезразлично мнение критики. Если даже члены моей семьи и друзья, приходившие в театр, утверждали, что все наши жесты были чудесными, я предпочитал получить какую-то поддержку со стороны газет и журналов. Но в течение первой недели представления «Восточных впечатлений» в «Ковент-Гарден» мы получали довольно холодные отзывы со стороны «Таймс». Мы исполняли премьеру, находясь под влиянием огромного эмоционального стресса: репетируя японские танцы для этого сезона, мы пережили ужасный удар – весь мир был потрясен известием о страшной катастрофе, японском землетрясении 1923 года. Число погибших насчитывало 91 тысячу человек. Каждый день газеты публиковали списки жертв. Многие из нас еще помнили ужасы войны и то, с каким страхом читали подобные списки, а теперь мы заставляли себя читать эти новые листы в надежде, почти не имея на то оснований, что не найдем там имен своих любимых учителей и добрых друзей, которых успели приобрести. Пришел день премьеры, а у нас все еще не было новостей. Имена наших учителей значились на программе в качестве хореографов. По какой-то причине Павлова сочла, что японские танцы не для нее, и я очень сожалел об этом, ибо она по-настоящему серьезно работала над ними в Японии. Однажды я видел ее урок с Кикугоро, когда она дала восхитительное представление. Ей удалось очень быстро овладеть неуловимой японской линией, несмотря на то что всю свою жизнь она работала над тем, чтобы усовершенствовать технику, ведущую к совершенно противоположным результатам.