Франсуаза Саган - Не отрекаюсь…

А Теннесси Уильямс?

Это был добрый человек. В нем, как в Сартре, как в Джакометти и еще в нескольких людях, которых я мало знала, была эта абсолютная неспособность причинить зло, ударить, обидеть. Он был добрым и мужественным.

А Франсуа Миттеран по-прежнему регулярно приезжает обедать с вами тет-а-тет?

Это бывает каждые четыре-пять месяцев, когда есть время. Он спрашивает по телефону через свою секретаршу: «Я могу прийти к обеду?» И приходит, спокойненько, один. Соседи в коридоре удивляются. Чудесный гость – всегда вовремя и всегда в хорошем настроении. О политике мы не говорим. Я стараюсь угощать его блюдами, каких он не ест на своих банкетах: например, тушеным мясом с овощами. Он умный человек, любит литературу, не лишен чувства юмора. Мне нравится, что он сумел остаться человеком при всей своей власти.

Какое место занимает в вашей жизни Бернар Франк?

Это мой лучший друг наряду с Жаком Шазо. Нам с Бернаром не раз случалось жить под одной крышей. В иные дни это становилось невыносимо, мы готовы были убить друг друга. У него свои страсти, у меня свои. Но мы всегда сходились вновь, после того как один присутствовал при последних любовных содроганиях другого.

Какой недостаток вы предпочитаете у мужчины?

Своего рода беспечность. Надо уметь быть с мужчинами ласковой. Мужчины – они же большие дети, большие жеребята. Их надо брать за холку и говорить с ними по-доброму. Как с детьми. Нельзя их все время трясти. Когда мужчина чувствует твою слабость, он в восторге и становится защитником. Мужчины по природе своей защитники, слава богу! Они такие, какими нужны женщинам.

Говорят, вы живете с целой оравой…

Я действительно живу не одна, нас трое или четверо. Если бы я могла жить с оравой, это было бы чудесно! Но слово «орава» предполагает виски, смех, буйное веселье. На самом деле у меня есть очень давние друзья, но нет, как говорят, «клана».

Вы часто переезжаете, почему?

Потому что мне это нравится. Может быть, еще и потому, что мои родители прожили в одной квартире пятьдесят пять лет. Поначалу я следовала за людьми, которые были мне интересны или жили в квартале, который мне нравился. Сегодня я могу прожить до пяти лет в одной квартире, это не так плохо. У меня нет времени ничем владеть. Я обожаю менять обстановку, обожаю смотреть, как плывут новые облака. Не уверена, что я хорошая хозяйка. Когда прислуга спрашивает, что приготовить на обед, это повергает меня в бездну сомнений.

Признание великих писателей вас трогает?

Вообще-то, не так много великих писателей признали меня своей. Критикам и журналистам понадобилось двадцать лет, чтобы допустить, что я – не только рекламный феномен.

Однако же Франсуа Мориак, Теннесси Уильямс вас признали?

Да, и с ними Сартр. Они сказали мне, что я имею право писать: это было до крайности приятно.

Вы общаетесь со многими писателями?

За исключением Бернара Франка практически ни с кем.

Что вы думаете об окружающих вас людях?

Среди них есть умные, есть добрые, славные… Есть такие, которых я по определенным причинам люблю. Я люблю их не за то, что они полуночники, нет, а за то, что они – это они. О них говорят, что они поверхностны, но на самом деле поверхностно судить о людях, которых не знаешь. Узнав ближе, их видишь глубже, яснее.

Многие ваши друзья забавны. Вы этого от них хотите?

О нет! Не только. Для меня вовсе не обязательно, чтобы они были забавными. Я хочу, чтобы они были счастливы, чтобы они были веселы. Я хочу, чтобы они… в общем, я надеюсь, что у них все будет хорошо. Знаете, годам к сорока наступает такой возраст, когда люди говорят себе, что жизнь сложилась более или менее удачно. Так вот, у кого-то из моих друзей она сложилась удачно, у кого-то нет. И я не знаю, считают ли они, со своей стороны, что моя жизнь сложилась удачно. Не знаю.

В вас чувствуется необычайная острота взгляда на людей и в то же время изрядная снисходительность к ним. Потому ли, что вы ни от кого не ждете спасения?

Я жду от людей одновременно всего и ничего. Жду всего в том смысле, что жду, чтобы меня любили, чтобы согревали своим теплом, чтобы жизнь была тепла. Но я ни от кого не жду, чтобы мне помогали жить или водили за ручку.

Это снисходительность или равнодушие?

Снисходительность. Я отнюдь не чувствую себя равнодушной. Знаете, если не считать некоторых превратностей судьбы, я прожила жизнь, благословенную богами. Так что меня бы первую удивило, проснись я вдруг обиженной или разочарованной.

Говорят, вы верны друзьям. А они всегда отвечали вам тем же?

Нет. У меня бывали приятели, знакомые, отношения, не стоящие ломаного гроша. Когда люди так ко мне относятся, я тотчас выбрасываю их из головы. Немного удивляюсь и сразу забываю о них. Это, кстати, очень удобно.

Стало быть, жизнь вам улыбается?

Да! И даже очень часто. Мне все нравится: люди, встречи, путешествия. Люди интересны мне тем, что они делают, как поступают, как защищаются в жизни, интересны своей натурой, своей восприимчивостью, умом, добротой. Я очень люблю людей.

Вы знаете всех, и все знают вас – хочется ли вам еще новых встреч?

Они у меня случаются на каждом шагу! Необязательно дружеские встречи, просто случайные… В бистро люди, не знающие меня, со мной заговаривают… Сейчас в это, может быть, трудно поверить, но я предпочитаю слушать, а не говорить.

Вы любите заниматься людьми, сбившимися с пути…

Пусть я буду публичным посмешищем, мне это совершенно безразлично… И потом, я слишком хорошо знаю, как можно иногда вляпаться, сама через это прошла! Мне инстинктивно хочется защищать детей, собак, пьяниц…

Эти люди, которых вы приглашаете к себе на протяжении всего года, – они все ваши друзья?

Да. В моей жизни они очень приятны, но не сказать, что необходимы.

Что вы делаете, когда не работаете?

Пользуюсь временем и пространством. Гуляю, встречаюсь с людьми, ничего не делаю… Все новое меня забавляет, порой даже излишне. К счастью, мне необходимо время от времени работать, ведь если бы мне не приходилось писать книги, я, наверно, погрязла бы с головой в пагубных излишествах или просто в лени… Удовольствия ради я писала бы по книге раз в десять лет, а возможно, публиковала бы стихи! И проводила бы все время, слушая любимую музыку.