Увидеть весь мир в крупице песка… - Юрий Андреевич Бацуев
Приехал в партию новый главный инженер и после некоторых предупреждений пригрозил Игорю Михайловичу, что его отправят на лечение. Другой бы, который похитрей, тут же уволился из партии, и, может быть, перебрался снова в город, и это было бы очень разумно. Но Кочергин опять подставил беззащитную грудь и принял на неё новый удар судьбы. Принял также открыто, без отклонений в сторону, как это делал и раньше. Он сказал главному: – Если вы считаете, что я для лечения созрел – отправляйте. Главный был новым человеком в экспедиции и, видимо, совсем не понимал, да и не хотел понять Кочергина. Из настоящих друзей, кто бы мог подсказать правильный выход, никого не оказалось. Оформили необходимые «бумаги» и Игорь Михайлович сам себе подписал приговор (нужна была личная подпись на согласие какого-то прокурорского решения, и Кочергин её поставил). Его арестовали и увезли в колонию-лечебницу,где сочетался режим больницы и лагеря для заключённых. Осудили его на год. Попав туда и насмотревшись на настоящих алкоголиков, Игорь Михайлович сообразил, наконец, что он не совсем тот, за кого его приняли. 3акралась обида на бывших товарищей и стала появляться неуверенность в самого себя. В лагере, конечно, его полюбили и даже отдавали свои порции пищи в основном за то, что он всегда брал на себя самую тяжёлую работу (там он стал грузчиком) и делал её за многих других.
Через несколько месяцев и до администрации партии дошло, что с Кочергиным поступили жёстко, стали писать различного рода гарантийные бумаги и просьбы, чтобы «скостили» срок лечения. Только Жанна Кирилловна по-настоящему знала, как тяжело переживал Игорь Михайлович это «лечение». Но женщина она по натуре своей скромная и очень скрытная. На вопрос, как себя чувствует Игорь Михайлович, она так смущенно и неопределённо отвечала, что в другой раз неудобно было обращаться с подобным вопросом. И никакие слова вежливости не могли развязать ей язык. Она всегда одна оставалась со своим горем. Более преданной своему мужу и терпеливей женщины я не встречал в жизни. Ни разу я не видел также, чтобы эта женщина улыбнулась другому мужчине кокетливо, а не так, как того требует лишь долг вежливости. Она будто раз и навсегда решилась быть верной только одному мужчине – Игорю Михайловичу Кочергину.
Извилин мозговых
Извивы
И душ
Распахнутую боль
Разит нещадно
Алкоголь,
Неся несчастия
Счастливым
И в близких вызывая
Боль.
Кочергина освободили досрочно. Месяцев восемь ему всё-таки пришлось провести в этой лечебной колонии. Друзья, которые были в Алма-Ате, стали настоятельно подсказывать ему, чтобы он устроился в городе и жил рядом с семьёй. Относительно алкоголя очень осторожно обходили вопрос, в основном полагаясь на его собственное отношение.
Вскоре он избавился от действия лекарств, так как в лечебнице, помимо официального лечения, старые алкоголики «преподавали» и «антилечение». От влияния антабуса, оказывается, легко можно освободиться, выпив несколько стаканов газированной чистой без сиропа воды. Друзья не считали Игоря Михайловича алкоголиком и относились как к обычному геологу, а «кто из геологов не пьёт». Но сам в себе Кочергин, видимо, порой сомневался. Восемь месяцев сделали своё дело. Они подорвали веру в свою полноценность и очевидно этот вопрос его иногда беспокоил. По настоянию и с помощью друзей он устроился в одну из многочисленных в городе контор, которые так или иначе связаны с геологией. Работа в профессиональном геологическом отношении была не серьёзная. И к тому же Кочергин попал теперь в другую атмосферу, где не было тех товарищей, которых объединяла общая гидрогеологическая структура по всему Казахстану. Взаимоотношения, которые теперь его окружали, казались ему чужими – не теми прежними, привычными. Чувствовал он себя каким-то инородным, временным. И действительно, не прошло и года, как он уволился и поступил уже в другую почти такую же организацию, где ожидала его точно такая же обстановка.
Вернуться в нашу систему ему можно было, только опять для начала надо было ехать куда – то к чёрту на кулички от семьи и от города. В самом же городе устроиться среди своих не представлялось возможным, так как прежние взаимоотношения с начальством были ещё свежи и слухи о том, что Игорь Михайлович был на «излечении» разумеется, дошли до высокопоставленных чиновников,
Отторгнутый от привычной среды и не имевший сил и желания влиться в новый коллектив, Кочергин остался в одиночестве, снова начал пить, пить с каким-то молчаливым отчаяньем. Жанна уже не могла удержать его. У него обострилось чувство противодействия и, когда кто-либо предостерегал его от алкоголя, он ещё ожесточённей, видимо, сказывалось также и природное упрямство украинцев, на почве которых он был вскормлен, воспитан и получил образование, бросался в пропасть навстречу трагическому исходу.
Единственными счастливыми днями он теперь считал время, когда находился в гостях у гидрогеохимиков. Здесь были друзья, которые его знали таким, каким он был: сильным телом, слабым духом, бескорыстным, готовым пожертвовать собой ради товарищей, отзывчивым, щедрым, любящим до слёз поэзию и постоянно дымящим сигаретой.
Г. И. Серебряков
Самым молодым у костра был 25-ти летний «Гендос». Он обычно аккомпанировал на гитаре и пел. Но когда пел, непременно гундосил. Сколько ему ни говорили, чтобы он пел естественным голосом – всё было бесполезно, поэтому его и прозвали (с учётом
