Глеб Бакланов - Ветер военных лет

Вскоре мы получили горькую весть: Дмитрий Иванович Панихин умер, не приходя в сознание.

Дивизия между тем продолжала наступление. Но чем сильнее теснили мы врага, чем дальше откатывался он назад под нашими ударами, тем яростнее, тем упорнее становилось его сопротивление.

Утром 23 сентября, сбив сильные заслоны противника, мы овладели Решетиловкой и продолжали наступление в направлении Кременчуга.

Вечером, сидя над картами в штабе, мы с М. М. Вавиловым, П. В. Гаевым, Т. В. Бельским и А. В. Клебановским слушали сводку Информбюро. Взволнованный и торжественный голос диктора Левитана громко, как будто он был где-то совсем рядом, сообщил:

— Сегодня, двадцать третьего сентября, войска второго Украинского фронта, преодолев упорное сопротивление противника, освободили город Полтаву.

Полтава была взята дивизиями 33-го корпуса, входящего, как я уже говорил, в нашу армию. Гвардейцы этого корпуса ранним утром ворвались в горящий город, дрались за каждую улицу и после ожесточенных уличных боев выбили немцев из Полтавы. Но тем не менее и нашей дивизии приказом Верховного Главнокомандования Вооруженных Сил Советского Союза тоже было присвоено наименование Полтавской. Присвоено вполне заслуженно: сражаясь на своем направлении, мы создали угрозу окружения для фашистских войск, находившихся в Полтаве, и облегчили другим дивизиям нашей 5-й армии освобождение города.

Однако о том, чтобы отпраздновать победу, не могло быть и речи. Не задерживаясь на занятых рубежах, дивизия устремилась вперед. Нас ждал Днепр. И все же мы отпраздновали освобождение Полтавы торжественно и прекрасно. Но случилось это много лет спустя, когда областной и городской комитеты партии вместе с областными и городским исполнительными комитетами Совета депутатов трудящихся Полтавщины и различными общественными организациями пригласили нас на празднование тридцатилетия освобождения города.

После получения официального приглашения в нашей квартире все время звонил телефон: переговаривались участники делегации, едущей в Полтаву. Я же прежде всего позвонил Алексею Семеновичу Жадову, нашему бывшему командарму. Жадов, которому уже было за семьдесят, чувствовал себя нездоровым и возглавить делегацию не смог. По состоянию здоровья не смог поехать в Полтаву и генерал Родимцев.

Совет ветеранов руководство делегацией, направляющейся в Полтаву, поручил мне. Там я вместе с другими офицерами и солдатами нашей дивизии вспоминал сентябрьские дни 1943 года…

Отдохнув несколько часов, дивизия еще до рассвета 24 сентября двинулась дальше на запад, преследуя отступающих фашистов.

Накануне вечером, после боя, в огромном автобусе, который наш штаб захватил в памятном сражении со штабом 19-й немецкой танковой дивизии, сидели А. В. Клебановский, Т. В. Бельский, М. М. Вавилов и я. Клебановский, устало откинувшись на мягкую спинку, сладко потянулся и стрельнул смеющимися глазами в полковника Бельского:

— Да-а, Тихон Владимирович, автобус вы у Шмидта знатный отбили!

Поддерживая шутку, Михаил Михайлович Вавилов продолжил в том же тоне:

— Если говорить по правде, то весь сыр-бор в Березовке именно из-за этого автобуса разгорелся. Тихон Владимирович, по-моему, уж совсем отступать было собрался, да вдруг автобус этот увидел. Похоже, что и сам Шмидт к нашему штабу ради того же автобуса пожаловал: назад отбить хотел.

Все рассмеялись. Возбуждение успешного боя еще не улеглось. Чувствовалось, что нужна разрядка, разговор о последних событиях. И мы, поправляя и дополняя друг друга, заговорили о том или, вернее, о тех, кто решил успех дела. Вспомнили веселого рядового 42-го полка Дмитрия Меркушева, который ухитрился чуть ли не вплотную подползти к пулемету немцев и забросать его гранатами. Вспомнили душевное выступление на митинге, посвященном освобождению города, полтавчанина ефрейтора нашего артполка Науменко. Кто-то рассказал о бесстрашии нашей разведчицы-артиллеристе Оксаны Мужиловой, о самоотверженности медсестры Вали Петровской и санинструктора Клавы Ковтун. И вдруг замолчали. Потому что по самой простой ассоциации, заговорив о медицинских работниках, подумали о наших потерях, о раненых. И о тех, кто навсегда остался в полтавской земле. Для нас исключительно тяжелой потерей была смерть командира 34-го полка Дмитрия Ивановича Панихина.

— Редеют ряды сталинградцев, — грустно сказал Вавилов.

Наступившая тишина была, как траурная минута молчания, тяжелая и горькая. Михаил Михайлович Вавилов с удивительным тактом и мягкостью, которые чувствовались в его тоне, взгляде, решительно переменить тему:

— Кстати, совсем забыл, подготовили свежую листовку. Два часа назад наша дивизионная газета выпустила. Позвольте огласить?

— Оглашайте, — стараясь переключиться с грустных размышлений, сказал я. «Читай не так, как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой», как требовал грибоедовский Фамусов.

Вавилов достал небольшой листок.

— Вот, пожалуйста, прямо вам: «Гвардейцы-полтавчане, нас ждет Днепр. Сегодня вся наша страна, весь советский народ услышали о нас. Как более двухсот лет назад русские чудо-богатыри у Полтавы разгромили иноземных захватчиков, так и мы, гвардейцы, разгромили немецких оккупантов. Советский народ сказал нам спасибо. Родина салютовала нам. Наше боевое знамя овеяно новой славой победы.

Мы полтавчане! Это звучит гордо. Сегодня в торжественный день мы еще раз присягаем Родине: мы умножим славу русского оружия в боях; мы очистим родную землю от немецко-фашистских захватчиков.

…Пас ждут еще тысячи советских людей, изнывающих на каторге гитлеровских оккупантов. Нас ждут родные берега Днепра. На салют Родины ответим новыми боевыми подвигами.

За родной Днепр! За Родину! Вперед, гвардейцы-полтавчане!»

Для нас «вперед» в настоящий момент означало форсированное продвижение к Кременчугу. Именно там ждали нас измученные неволей советские люди, о которых говорилось в листовке…

Ночная темнота медленно таяла. Мягкая серая пелена, редея, оставляла везде холодные влажные следы. Дивизия уже выступила по двум маршрутам, и я догнал колонну 42-го гвардейского полка на своем неизменном «виллисе».

Проехали несколько километров. Выскочили на железнодорожный переезд с маленькой будочкой. За переездом веером расходились наезженные и истоптанные колеи нескольких дорог. Из-за будочки выскользнула фигура красноармейца-регулировщика.

— Товарищ генерал, — поспешно сказал солдат, — вы поосторожнее, это место простреливается немецким пулеметом.

— Что за чепуха? Откуда простреливается?