Полярные дневники участника секретных полярных экспедиций 1949-1955 гг. - Виталий Георгиевич Волович
– Ладно, друзья, пора кончать. На сегодня достаточно, – сказал Сомов, видя, что все выбились из сил. – Завтра доделаем.
Но «завтра» растянулось на четверо суток. Наконец обе плоскости шлепнулись на снег. За ними последовал хвост.
– Теперь попробуем сдвинуть самолёт с места, – сказал Комаров.
Мы облепили длинную металлическую сигару со всех сторон, как муравьи упавшую ветку. Но, сколько мы ни тужились, фюзеляж словно прилип ко льду и не поддавался нашим усилиям.
– Пожалуй, надо сперва брюхо подчистить, – сказал Петров и, схватив лопату, полез под самолёт.
Проинспектировав работу, Комаров заявил, что теперь полный порядок и можно ещё раз попытаться сдвинуть махину с места.
Мы снова навалились и, сдвинув фюзеляж метров на десять, повалились на снег обессиленные. А ведь впереди предстоял, даже страшно подумать, полуторакилометровый путь через заструги и сугробы.
– Да, такими темпами мы аккурат дотащим самолёт в лагерь только к концу дрейфа, – буркнул Курко, сердито сплюнув.
– Давайте сядем да помозгуем. Может, и найдём какой-нибудь выход, – сказал Никитин.
Мы расселись кружком. Кто-то зажёг фонарик, и его луч засколь-зил по лицам, выхватывая из темноты то заиндевелую бровь, по поседевшую от изморози бороду, то поблёскивающие из-под капюшона глаза.
– Может, откажемся от этой зряшной затеи? – предложил Петров, яростно растирая замёрзший нос.
– Эврика! – вдруг радостно воскликнул Гудкович. – У нас же есть нарты.
– Блестящая идея, – усмехнулся Яковлев, выковыривая сосульки из бороды. – Только тут одними нартами не обойдёшься. Тут целый санный поезд нужен.
– Да не требуется никакого поезда, – отпарировал Гудкович. – Мы просто уложим передок самолёта на нарты, а сзади будем подталкивать.
– Ай да Зямочка! Вот умница! – радостно отозвался Комаров. – И как это такая простая мысль мне самому раньше не пришла в голову?
– По-моему, предложение Гудковича – отличный выход из создавшегося положения, – сказал Сомов. – Только давайте отложим его осуществление на завтра.
Возражений не последовало: все так устали, что буквально валились с ног.
Наутро Курко приволок в палатку-мастерскую длинные чукотские нарты и вместе с Петровым принялся за ремонт: заменил сломанные колышки, тщательно связал медным проводом и сыромятными ремнями деревянные детали рамы, проверил и укрепил в гнёздах каждый копыл. Для проверки на прочность нарты пару раз приподняли и бросили на пол.
Удовлетворённые результатами «технических испытаний», ремонтники выволокли нарты из палатки и перевернули их вверх полозьями. Затем Курко, вооружившись полотенцем и кастрюлей с водой, принялся за процедуру «войданья»: намочит полотенце водой, проведёт пару раз по полозу, а сорокаградусный мороз мгновенно превращает воду в лёд. Он повторял эту операцию до тех пор, пока оба полоза не покрылись толстой ровной ледяной плёнкой. Теперь можно было отправляться на аэродром. Нарты легко скользили, оставляя на плотном снежном покрове две едва видимые дорожки.
Первая попытка водрузить самолётный нос на нарты кончилась неудачей. Даже лишённый плоскостей и хвоста, обледеневший фюзеляж оказался неимоверно тяжёлым – примерно по тысяче килограммов на брата.
– Сюда бы не нас, хлюпиков, а пяток штангистов-тяжеловесов, – посоветовал Яковлев, утирая вспотевшее лицо.
– Постойте, ребята, – вдруг сказал Комаров, потирая ноющую поясницу. – Чего это мы зря корячимся? Давайте раскопаем снег под носом самолёта и всунем туда нарты.
Сказано – сделано. Мы прокопали под носом фюзеляжа глубокую траншею и, подсунув под самолётное брюхо толстые доски, чуть приподняли его. Воспользовавшись моментом, Комаров быстро пропихнул нарты в образовавшуюся щель.
Мы отпустили рычаги, и нос фюзеляжа опустился на нарты, жалобно заскрипевшие под его тяжестью. Заскрипели, но выдержали, не развалились.
– Ну, полдела сделано, – прокомментировал Миляев, – как при изготовлении масла из говна. Мазать можно, а есть нельзя.
– Ну, Николай Алексеевич, – укоризненно сказал Сомов, – вы и остряк. Только, думаю, мы и вторую половину дела одолеем.
После короткого перекура шестеро впряглись в собачьи постромки, а четверо стали у хвостовой части фюзеляжа.
– Ну как, бурлаки, готовы? – спросил Сомов.
– Готовы, хозяин, – откликнулся нестройный хор охрипших от мороза голосов.
– Раз, два – взяли! – скомандовал Сомов.
Казалось, мышцы сейчас лопнут от напряжения. Но нарты стронулись с места и, ускоряя ход, заскользили по насту. За один присест мы преодолели метров тридцать и, обессиленные, повалились на снег. Второй рывок оказался ещё более успешным. Теперь уже даже самые убеждённые скептики перестали сомневаться в успехе нашего казавшегося неосуществимым предприятия.
Наконец в последнем усилии мы протащили фюзеляж к центру лагеря и втолкнули зелёную дюралевую сигару в глубокий котлован, вырытый до самого льда по соседству с кают-компанией.
Рассевшись вокруг, мы с каким-то недоверчивым удивлением разглядывали убегающие в темноту две глубокие колеи, оставленные полозьями. Взявшись снова за лопаты, мы принялись забрасывать самолёт снегом, пока усилившийся ветер, перешедший в пургу, не разогнал нас по палаткам. Но отдых был недолог. У радистов повалило мачту, и Курко прибежал за помощью. Едва передвигая ноги от усталости, мы поплелись к радиопалатке. Злосчастная мачта с оборванной растяжкой валялась на снегу. Растяжку заменили. Костя вручил всем четырём своим помощникам тросы, наказав натянуть и держать как можно крепче, а сам вместе с Щетининым, осторожно приподняв длинный гнущийся ствол мачты, стал медленно приводить её в вертикальное положение. И тут произошло несчастье. Курко поскользнулся, мачта вырвалась из рук и, звонко треснув, обломилась на самой середине. Её тонкий конец, увенчанный сигнальным фонарём, воткнулся в снег и так и остался лежать, ибо на вторую попытку сил уже ни у кого не хватило.
– Ну и чёрт с ней, – мрачно выругался Курко. – Обойдёмся пока одной. Будет время – поставим. Спасибо, бояре, за помощь.
Благоустройство новой кают-компании затянулось до середины декабря. То надо было строить новые стеллажи для имущества и продуктов, чтобы их не замело пургой, то дополнительно утеплять палатки, то гидрологам потребовалась вторая лунка. Я, как все дилетанты, считал, что приготовить лунку – плёвое дело. Просверли буром дырку во льду, засунь туда заряд аммонала побольше, зажги бикфордов шнур, и через считаные минуты бабах – и лунка готова.
Действительно, если лёд был относительно тонок – сантиметров 40–60, его можно было продолбить даже пешнёй, и исследуй себе океан на здоровье. Однако справиться со льдом толщиной в три – четыре метра без помощи взрывчатки было просто невозможно, и приготовление лунки превращалось в долгую, изнурительную работу. С одной стороны, она должна была быть достаточно широка, чтобы в неё проходили любые гидрологические приборы. Но с другой – не настолько широка, чтобы после установки глубоководной гидрологической лебёдки её нельзя было накрыть палаткой, иначе вода в лунке немедленно бы замёрзла, и все труды пошли бы прахом.
Поэтому лунку сначала готовили с помощью мелких взрывов, а затем доводили до нужной кондиции
