Пастернак, Нагибин, их друг Рихтер и другие - Игорь Викторович Оболенский
Митюля спрашивает:
– О чем шепчетесь?
– Заговор против тебя готовим, – отвечает Святослав.
– Заговор обречен! – категорично сказал Митюля.
Нет, он не дурак был. А накануне смерти Рихтера он запил. И все внимание, конечно же, было направлено на него, а не на больного Славу… Но и самой Нине Львовне доставалось от Митюли. Уже когда она была смертельно больна раком, он ударил ее так, что Нина упала с кровати и сломала ребро. Но все равно продолжала слепо обожать племянника. А тот не то что не чувствовал за собой вины, а даже не хотел заходить в ее комнату.
И тогда ученица Нины Львовны придумала выход – она подозвала Митюлю, вручила ему джинсы и сказала, что это от Нины Львовны и, может быть, он зайдет и покажет ей, как хорошо на нем сидит подарок. Только тогда Митюля соизволил войти в комнату к умирающей тетке. И Нина, как рассказывала мне ее ученица, уже находясь на пороге смерти, расцвела и сделала вид, что прекрасно себя чувствует. Почему все так происходило?
Может, сказывался нереализованный материнский инстинкт Нины. А может, ее обида из-за разницы в возрасте, на которую «добрые» люди часто указывали…
* * *
Но Нина была хорошей певицей, надо отдать должное ей.
Я поначалу ею восхищалась – красивая, изящная, да еще музыкант. Но Рихтер, очевидно, опасался ее железной хватки. Он же попытался уйти от Дорлиак. Я тогда сидела в лагере.
Слава приехал на Клязьму к Геккерам. Это была семья наших лучших друзей. Сам Геккер был профессор, который после революции решил объединить коммунизм с христианством. В 1937 году его арестовали и расстреляли. Осталось 5 дочерей, которых в шутку называли невестами Славы. Как-то мы приехали к ним на дачу и отправились купаться. А Светик остался заниматься. Часа через полтора мы вернулись, а он все еще сидел за роялем. И тогда одна из сестер, Вера, которая тоже была пианисткой, сказала: «Я бы так не смогла – один и тот же пассаж играть полтора часа!» Но идеальной женой для Славы была бы Ольга Геккер.
К ней тогда и сбежал Слава и признался, что больше не выдержит жизни с Ниной: «Я больше не могу!»
Но Оля, дочь хозяина дома, которой он все это рассказал, потом призналась мне: «Ну что я могла сделать?» Она, скромная, нежная, сама любила Славу, и, если бы он раньше догадался, у них могла бы быть замечательная семья. Но в тот момент Оля уже была женой Толи Ведерникова. Нина Львовна вычислила, где может быть Слава. Приехала на Клязьму и сказала, что, если Рихтер не вернется, она умрет. Говорила, что у нее начался какой-то процесс. И он вернулся. И смирился. Потом он говорил мне: «Если бы я начал выяснять с ней отношения, то у меня не было бы сил. А если бы не было сил, я не смог бы играть. А тогда мне незачем было бы жить». Перед смертью он сказал мне, что самое страшное в его жизни – это Кондратьев и Нина Львовна.
Ее имя он назвал не с точки зрения, что она зло. А скорее, из-за полной несовместимости понимания жизненных ценностей.
* * *
Есть такое выражение на английском, которое очень точно характеризует Светика и Нину: «Не was born for sweet delight, She was born for endless night» (Он был рожден для радостей, а она для нескончаемой ночи.)
Про Нину Львовну говорили, что она Жанна д'Арк.
Кто-то заметил: «Конечно Жанна д'Арк, если смотреть на друзей Рихтера, как на англичан».
Она действительно терпеть не могла близких Славы. Звонит ему, например, Елена Сергеевна Булгакова. А Дорлиак ей говорит: «А Сла-ава спи-ит». Хотя тот и не думал спать в тот момент… Светик общался со всеми и был очень дружелюбным. А Нина этого не понимала.
«Зачем этот человек нужен?» – даже ко мне обращалась она с вопросом. Мол, ничего полезного он сделать не может. А я удивлялась – ведь дружба основывается не на выгоде. Так меня воспитывали.
У меня было три бабушки, одна родная и две деревенских: няня и папина кормилица, и никакого разделения я не делала. Я их просто любила. Кто бы в моем доме посмел сказать, что я не имею права с кем-то общаться? А у Славы так было. Я пыталась убедить его поступать по-своему.
«Что ты, сразу начнутся упреки и истерики», – отвечал он…
Когда сын Наташи Гутман решил стать скрипачом, он вообще был талантливым, Нина стала внушать Светику, что мальчик бездарен. И что вывести его на сцену – это исключительно прихоть Наташи.
И Светик верил этому. Даже пишет мне об этом в открытках.
Почему он всю жизнь прожил с Ниной? У меня нет ответа на этот вопрос. Они жили в разных квартирах и все время были друг с другом на «вы». Нина была человеком железной воли.
Но самое грустное заключается в том, что у нее был абсолютно противоположный взгляд на мир. Все казалось мраком.
Тогда как Светик мог радоваться буквально всему. Нине же это не нравилось. Они были полярные люди.
Вопрос, чем Слава все это заслужил, я себе не задаю. Потому что на него нет ответа.
Я как-то оказалась в одной компании с критиком Непомнящим, разговор зашел об атеизме. И мне запомнились его слова: «Я понял, что, говоря о Боге и справедливости/несправедливости возмездия мы судим с точки зрения нашей земной логики. А что такое наша жизнь с позиции вечности? Ничто! И наша логика логике высшей не соответствует вообще. Главное – это высший разум, который нам недоступен. Как недоступно понятие вечности». Так что существуют вопросы, ответы на которые для нас непостижимы. А Святослав…
Самый страшный удар для него – это предательство матери.
Это же гамлетовская ситуация! Страшная еще и тем, что Свете потом сказали: любовник матери донес на отца, что тот якобы ждет немцев.
Но Рихтер все равно был счастливым человеком. Он был счастлив своей от природы солнечной натурой. С ним было нельзя поссориться. Он полностью оправдывал свое имя – после встречи со Светой весь день было хорошее настроение.
Он был прост и той же простоты требовал в ответ. С ним надо было быть на равных. Вот как мы с вами. Хотя вы – знаменитый корреспондент, а я – незнаменитый хозяин вот этих тварей, моих котов…
* * *
Нина и Слава похоронены на разных участках Новодевичьего
