На дне Одессы - Лазарь Осипович Кармен
— Купите "счастье"! Всего 5 коп.! Узнаете настоящее, будущее и прошедшее. Кому хороший жених, кому неожиданная радость, кому большое наследство!
Она при этом открыла дверцы клетки, и на крышу шарманки желтым мячиком выкатилась канарейка.
Спрятав на груди свой черный носик и нахохлившись, она круглыми маленькими глазками обводила двор и как бы говорила:
"Ну-ка, добрые люди. Раскошеливайтесь. Купите счастье. Пожалейте вдову и сирот. Пожалейте и нас, бедных продрогших и голодных птичек".
— Счастье, купите счастье! — звенели дети.
Но напрасны были старания этой милой компании. Никто не откликался, никто не удостаивал ее вниманием, и сурово глядели на нее закрытые и заплывшие холодной влагой окна.
Надя полезла рукой в карман за монетой, но в кармане, к большому огорчению ее, оказалась безнадежная пустота.
Женщина вместе с детьми покричала еще немножко, спрятала канарейку обратно в клетку и заиграла "Те пташки".
"Те-е-е пта-а-ашки-и ка-а-нарей-ки та-ак жа-а-лобно по-ю-ут…" — затянули дети.
Затянула и женщина.
Заслышав знакомый "родной" мотив, канарейки в клетке встрепенулись и присоединились к общему хору.
"Тювить, тювить, вить, вить! фью-у!" — защебетали они.
Получился адский концерт.
Компания, очевидно, решила не оставлять этот неприветливый дом до тех пор, пока не получит хоть какое-нибудь вознаграждение за свой труд. Она хотела всполошить весь дом.
"Что мы, даром, что ли, пели и играли вам под дождем? — читалось на оскорбленных лицах женщины и детей. — Свиньи вы. Чтоб вам света божьего не видать. Погодите. Уж мы вас доймем".
Замысел компании удался. Она разбудила Симона, крепко спавшего после сытного обеда и бутылки хорошего бессарабского вина — "выморозка".
Он заворочался, как бегемот, на широкой тахте, потер рукой волосатую грудь и оглянулся вокруг. Он хотел узнать, кто осмелился разбудить его. И когда он услышал этот адский концерт, душу выворачивающий романс "Те пташки канарейки", то пришел в ярость.
Проклятая шарманка! Он так сладко спал и такой хороший сон снился ему. Ему снилось, что он сидит в Стамбуле у одного важного паши, которому он привез "товар", на шелковых подушках и ест вместе с ним пилав, причем паша хлопает его дружески по животу, дергает за нос и со смехом говорит ему:
— Хороший ты человек, Симон. Душа-человек. Аллах шикур качкавал эффенди. Кишмиш хочешь? Хады на мой дом. Качкарда якши. Хороший кишмиш.
Фу! Симон фыркнул, поднялся с тахты, вылез на балкон и рявкнул на весь двор:
— Вон!.. Николай! Выбрось их вместе с шарманкой! Я вам покажу!
Апчхи!
Шарманка чихнула, и концерт моментально оборвался. Женщина испуганно схватила в руку клетку с "пташками-канарейками", вскинула на плечо шарманку и быстрыми шагами пошла к воротам. За нею, цепляясь за ее платье и озираясь на Симона, побежали дети.
— В участок их!
Симон выругался по-площадному, выждал, пока компания оставила двор, и потом спокойно завалился па свою тахту.
Во дворе сделалось пусто и скучно. Дождь лил по-прежнему и тянул свою тоскливую мелодию.
Надя отошла от окна, бросилась на кровать и зарыдала. Она рыдала больше четверти часа и затем крепко уснула.
XVI
ПЕРЕД ВЫХОДОМ
Когда она проснулась, в комнате было совсем темно. В окно глядели звезды.
Надя приподнялась на кровати, крепко обхватила одно колено руками и задала себе вопрос:
"Что же теперь будет?"
Но она не могла сосредоточиться на этом вопросе, так как ее отвлекал шум за дверьми. Каждую минуту кто-то, шурша накрахмаленными юбками, проносился по коридору, кто-то с кем-то обменивался крепкими словечками, кто-то перед кем-то оправдывался. Исключительно были слышны женские голоса.
Надя повернула голову к дверям и с любопытством стала прислушиваться к незнакомым голосам:
— Манька! Это ты забрала мои "тухли"?
— Здорово, кума!
— Пожалуйста, без фокусов.
— Отстань, пластырь! Очень нужны мне твои туфли!
— Фу, дьявол! Летит, как сумасшедшая! Чуть с ног меня не сшибла!
— А ты чего поперек дороги стала, как воз с огурцами?!
— Лелька, чтоб тебя дождик замочил! Одолжи мне на сегодняшний вечер твой пояс.
— Еще что тебе одолжить?
— Ну, чего собрались?! Ишь, благотворительное "засидание" в коридоре устроили. Ступайте по комнатам одеваться. Скоро гости соберутся.
Последние слова принадлежали Антонине Ивановне. Надя узнала ее по ее неприятному, шипящему голосу.
— Антонина Ивановна, — произнес вкрадчиво чей- то женский голос, — можно сегодня не выходить в зал?
— А что случилось?
— У меня сильно бок и горло болят. Спросите у Любы.
— Ничего тебе до самой смерти не будет. У меня тоже бок болит. Марш в комнату…
— И что вы скажете, Антонина Ивановна? Причепилась она ко мне и чипляется, чипляется. Я семь лет жила в одном доме и чтобы с кем-нибудь спор имела. Да Боже меня сохрани.
Надя до того увлеклась этими диалогами, разбавленными какой-то особенной бранью, составляющей принадлежность исключительно подобных домов, вызывавшей в ней то отвращение, то улыбку, что не обратила внимания на легкий стук в двери. Двери вслед за стуком тихонько отворились и в комнату из коридора ворвалась широкая полоса яркого света. Она легла на пол, угол туалетного столика и кровать.
Внезапный свет ослепил Надю, и она закрыла глаза. И когда она открыла их, то увидала в полосе света, в дверях, молодую, поразительной красоты девушку.
Девушка была вся в красном и с головы до ног искрилась. Одна рука ее, обнаженная по локоть и белая, как алебастр, лежала на груди, а другая — на чугунной ручке дверей. Девушка не двигалась и улыбалась доброй, кроткой улыбкой.
Надя сгоряча приняла девушку за сказочную принцессу, за видение и глядела на нее, широко раскрыв глаза. Но вот видение ласково заговорило:
— Вы не спите, милочка?
— Нет, не сплю, — ответила, заикаясь, Надя.
— Что, вы не узнаете меня?
— Н-нет.
— Я — Бетя, Цукки.
— Бетя?!
Надя вытянула шею и недоверчиво стала всматриваться в ее лицо. Всмотревшись, она радостно воскликнула:
— А я, ей-Богу, не узнала вас! Извините, пожалуйста! Будете богаты!
Бетя засмеялась, кашлянула и ответила:
— Спасибо… Ой, как у вас темно. У вас есть спички?
— Нет.
— Сейчас принесу. — И она ушла.
Пока Бетя искала у себя в комнате спички, Надя думала:
"Неужели это Бетя? Та самая чахоточная, восковая Бетя?"
Она не доверяла своим глазам.
Бетя возвратилась через несколько минут, и скоро розовый ночник
