Сергей Смирнов - Роман с разведкой. Интернет-расследование

В оккупированном немцами Париже Юрий Жеребков, член нацистской партии, возглавлял сначала Комитет взаимопомощи русских беженцев во Франции, а позднее — Управление по делам русских эмигрантов. Эти организации были созданы немцами для контроля за русскими эмигрантами силами выходцев из их среды. Под эгидой Комитета, а потом Управления действовало фашистское Объединение русской молодёжи и созданный по инициативе Жеребкова Театр русской драмы. Кроме того, Жеребков был редактором газеты «Парижский вестник», русскоязычного рупора оккупантов в столице Франции. Жеребков действовал по прямым указаниям немецких спецслужб, в частности Гестапо. 22 ноября 1941 года на собрании в Париже, куда были приглашены наиболее видные представители эмиграции, Жеребков произнес программную речь о её целях и задачах.

Нет оснований утверждать, что все его аргументы были приемлемы для белоэмигрантов, но настроения определённой части диаспоры, он, безусловно, выражал. Большую часть выступления Жеребков посвятил обоснованию своей политической и этической позиции: «…Вольные или невольные английские и советские агенты… стараются разжечь в эмиграции ложнопатриотические чувства и постоянно твердят некоторым простакам: «Как, неужели вы, русские люди, радуетесь победе немецкого оружия? Подумайте, немцы убивают миллионы русских солдат, разрушают города, течёт русская кровь!» Есть даже такие, к счастью, очень малочисленные, которые уверяют, что долг русских всеми силами поддерживать советскую армию, которая является русской армией, а Сталин — защитником национальных интересов. Тех же, кто с этим не соглашается, они обвиняют в измене Родине. Да, течёт русская кровь, гибнут русские жизни — но о них как-то меньше волновались, когда жидовское правительство в Москве уничтожало ежегодно еще большее количество людей. Неужели же жизнь в европейских странах заставила вас забыть все ужасы большевизма и то, чем является сам по себе большевизм? Вспомните миллионы жертв советского террора, сотни тысяч офицеров и солдат, десятки тысяч священнослужителей, десятки миллионов русских рабочих и крестьян, уничтоженных той властью, которую некоторые уже готовы были бы принять за национальную! Наконец, вспомните ту страшную июльскую ночь, когда в подвале Екатеринбургского дома, пролилась кровь Императора-Мученика и Царской семьи!! Ни один истинно русский человек не может признать убийц Царя, убийц миллионов русских людей — национальным русским правительством и советскую армию — русской».

Жеребков призывал эмигрантов отправиться в Россию, то есть пойти на службу немцам: «Патриот тот, кто, не ставя условий, идет переводчиком, врачом, инженером и рабочим, со стремлением помочь русскому народу забыть большевистское иго и изжить страшный марксистский яд, проникший ему в душу». Тех эмигрантов, которые предупреждали об истинных намерениях нацистов в отношении России, Жеребков охарактеризовал как агентов влияния Москвы и Лондона: «.Покамест Германское Правительство не объявит официально своего плана и решения, касающегося России, пока не скажет свое последнее слово Фюрер Адольф Хитлер, — всё является только предположением.». Жеребков признавал, что расчёт белой эмиграции на внутреннее разложение Красной Армии не оправдался: «Хорошо когда-то писал «Часовой»: «Поскольку советская армия будет биться за своих владык, русским людям с нею не по пути; поскольку эта армия пойдёт против этих владык, она немедленно станет русской армией». К сожалению, она бьётся за своих владык!» Видимо, исходя из этого, Жеребков так обосновал свое видение перспектив России после ожидаемого падения большевизма: «В интересах России, в интересах русского народа нужно, чтобы немцы сами или же при посредстве ими же руководимого русского правительства в течение ряда лет вели русский народ. Ибо после тех экспериментов, какие жидовский Коминтерн производил в течение четверти века над русскими, только немцы могут вывести их из полузвериного состояния». Высказав эту мысль, Жеребков нарушил белоэмигрантскую традицию связывать с ожидаемым поражением СССР надежду на восстановление независимой России.

Как человек, хорошо знакомый с идеологией и практикой нацизма, он готовил эмигрантов к тому, что после победы Германии в войне Россия надолго останется под немецкой оккупацией. В конце выступления Жеребков произнес панегирик в отношении нацистского лидера: «Адольф Хитлер — спаситель Европы и её культуры от жидовско-марксистских завоевателей, спаситель русского народа, войдёт в историю России как один из величайших ее героев».

По воспоминаниям Графа, первый раз на вилле «Кер Аргонид» Жеребков появился еще 2 декабря 1940 года. Он помог Владимиру Кирилловичу наладить отношения с местными немецкими властями, решал материальные проблемы Владимира и его маленького «двора». Например, организовал снабжение бензином и углём. Держался он подчеркнуто предупредительно, передавал приветы от своего покровителя Бискупского. По мнению Г.К. Графа, высказанному в воспоминаниях о его жизни в годы Второй мировой войны, опубликованных в России только сравнительно недавно (spbgasu.ru>upload…news…nrki…Ruskaya_migraciya.pdf), именно Жеребкову немцы поручили опекать Владимира, и именно он выступил инициатором ареста самого Георгия Карловича. Когда Граф вернулся в оккупированный Париж после 14 месяцев заключения, с ним произошла удивительная история. Его вызвали во французскую полицию, и беседовавший с ним полицейский рассказал ему о недостойном поведении русского великого князя Владимира Кирилловича, регулярно наезжающего в Париж и кутящего в самых лучших ресторанах в компании немцев и самых одиозных русских эмигрантов. Полицейский доверительно сказал Графу, что, конечно, Владимир Кириллович — гость Франции, а Франция оккупирована Германией. Но оккупация не будет длиться вечно. И просил как-то повлиять на великого князя. Видимо, даже французов — коллаборационистов коробило его поведение. Граф обещал поговорить с его дядей Андреем Владимировичем. Рассказ Георгия Карловича о парижских развлечениях Владимира Кирилловича в одном из послевоенных писем подтвердил и светлейший князь Владимир Андреевич Романовский-Красинский, сын великого князя Андрея Владимировича и балерины Матильды Кшесинской, двоюродный брат «императора Владимира III». Он писал, что Владимир Кириллович «приезжал в Париж, выезжал, веселился, как будто время мирное и нормальное. Якшался он, увы, чёрт знает с кем».

Искушение

От выпитого накануне «Клико» потрескивала голова. А всё этот Жеребков, никогда не может остановиться. Владимира Кирилловича раздражало, что он так и не разобрался в своём отношении к этому человеку. Немецкий прихвостень, приставленный контролировать каждый его шаг? Несомненно. Но и людей, умеющих так страстно ненавидеть, ему тоже не приходилось встречать. А эмиграция ведь замечательная школа ненависти. Любит ли он Россию? Кажется, что он большее упивается своей ненавистью к сегодняшней «Совдепии». Надо быть честным перед собой — а я сам, многое ли знаю о России, о русских, бьющихся сейчас с немцами в подмосковных снегах? Если Жеребков и любит Россию, то придуманную, может быть, прошлую, которой он и сам не застал, но уж точно не существующую. Однако в нем чувствуется сила настоящего фанатизма, опасного, но и влекущего безоглядностью. Только куда, куда он может меня завести?