Сергей Смирнов - Роман с разведкой. Интернет-расследование

У нас нет оснований сомневаться в правдивости доклада Демьянова, написанного им после возвращения в Москву. Ведь в этом не усомнились ни Судоплатов, ни его подчиненные, непосредственно работавшие с Демьяновым. Тем более что вскоре был арестован и его напарник, а операция «Монастырь» стала успешно развиваться. Но почему бы не предположить, что в этом докладе по каким-то не ведомым нам причинам содержится не вся информация о визите Александра Демьянова в «Сатурн»?

Кауфман

От первого же глотка коньяка Демьянов захмелел, мягкое тепло ослабляло мышцы, еще недавно, как он теперь чувствовал, почти окаменевшие в ожидании последней судороги. Полковник Кауфман щедро потчевал его, непрерывно что-то рассказывал о русских, знакомых ему по Берлину и Парижу. Спрашивал, знакомы ли ему их имена. Александр заставлял себя отвечать, но есть почти не мог. Полковник, опрокинув пару рюмок, чуть ослабил напор и даже стал путано рассказывать какой-то анекдот о Распутине, услышанный им, как он уверял, от самого Феликса Юсупова. Демьянов, ощутив, наконец, в себе достаточно сил для продолжения игры, вдруг встал с рюмкой в руке.

— Если вы не возражаете, господин полковник, то я хотел бы произнести тост. Я предлагаю выпить за фюрера Германии Адольфа Гитлера и человека, в котором наша организация видит нашего будущего вождя и верного союзника фюрера — великого князя Владимира Кирилловича!

И не дожидаясь реакции немца, осушил рюмку до дна. Кауфман, вставший на его словах, застыл на несколько секунд, будто наблюдая, как Александр закусывает коньяк долькой лимона, а потом тоже выпил. Прожевав лимон, Демьянов продолжил:

— Борис Александрович Садовской дал мне еще одно поручение, о котором я считал необходимым молчать, пока между нами не установятся доверительные отношения. Согласитесь, господин полковник, что члены нашей организации будут бороться с большевизмом с удвоенной силой, если будут знать, что наследник российского престола поддерживает и одобряет их борьбу. Мы хотим, чтобы он прислал в Москву своего полномочного представителя.

Кауфман крутил в руке хрустальный бокал и внимательно смотрел на Демьянова. Он явно был несколько сбит с толку.

— Вы, конечно, правы, Александр Петрович. Только это вопрос уже, скорее, политический, он вне моей компетенции. Могу обещать только, что доложу о вашей просьбе своему руководству. Как технически вы предполагаете осуществить контакт с великим князем?

— Я знаю пароль, который, по мнению Садовского, убедит его пойти на контакт с нами. Я готов его вам сообщить.

— Говорите. У меня прекрасная память.

Письмо императора

За несколько дней до нового 1942 года на вилле «Кер Аргонид» появился нотариус из Сен-Бриака. Накануне он позвонил Сенявину и попросил аудиенции. Так и выразился: «аудиенции». Для себя и для своего швейцарского коллеги. Приехавшего, чтобы вручить «его высочеству» какой-то документ. Нет-нет, он ничего более не знает. Его задача — засвидетельствовать передачу этого документа, не более того.

Владимиру уже приходилось иметь дело с этим пожилым тщедушным господином после смерти отца. Нужно было оформлять небогатое наследство наследника русского престола. Как и многие французы, мэтр не скрывал удовольствия быть с ним на равных, одновременного испытывая не меньшее удовольствие от общения с такой знатной особой. В общем, как и большинство французов, славный малый и настоящий республиканец. Но сегодня он был особенно торжественен и как будто немного напуган. Ну да, его понять можно: война, немецкая оккупация, а он вынужден присутствовать при встрече швейцарского нотариуса и наследника русского престола. Наследник хоть и безвластный, но внимание как оккупационных, так и французских властей всем участникам этой встречи гарантировано. А в такое время лучше всего быть незаметным.

Швейцарец тоже был сухопар, но высок и, в отличие от француза, совсем молод. «Служащий или, скорее, младший партнер фирмы», — подумал Владимир. «Старшие не решились рисковать своими драгоценными жизнями. Ну, конечно, этим швейцарцам бретонское побережье представляется настоящей линией фронта». Он встретил гостей в кабинете, куда их привел Сенявин. Встал из-за стола, поздоровался с посетителями за руку, предложил располагаться. После вчерашнего звонка он тщетно пытался понять, что за документ привез ему швейцарский нотариус. Учитывая обстоятельства, речь должна пойти о чем-то серьезном. Но о чем?

Швейцарец достал из портфеля конверт, логотип и печати на этом конверте показал сначала французу, а потом Владимиру. Это был знак и печати представляемой им фирмы. Явно упиваясь значимостью момента, молодой человек проделывал все манипуляции чётко и не торопясь. Попросив у Сенявина ножницы, нотариус вскрыл конверт и извлёк из него другой, гораздо меньшего размера. Это был обычный русский почтовый конверт времен империи, таких было много в архиве отца Владимира. С ним швейцарец начал проделывать те же действия, что и с предыдущим, но взглянув на француза, досадливо поморщился. Тот явно не понял, что ему показывают. Зато Владимир, увидев оттиск, которым был запечатан конверт, почувствовал, что этот день действительно принёс нечто важное. На конверте стояла личная печать Николая II. Молодой нотариус объяснил это старому, и тот, нацепив очки, несколько мгновений рассматривал её, демонстрируя благоговение перед исторической реликвией. А потом протянул конверт великому князю, чтобы он мог прочитать надпись на нём. Твердым почерком его двоюродного дяди на конверте было написано: «В случае, если это письмо не будет востребовано ранее, вручить Наследнику моему 16 декабря 1941 года». И подписано: «Николай. 17 декабря 1916 года». Швейцарец, выдержав эффектную паузу, счёл необходимым пояснить:

— Сегодня 29 декабря 1941 года, что по русскому исчислению соответствует 16 декабря. Так как до этой даты письмо, переданное нам на хранение, не было востребовано, то мы передаем его вам, ваше высочество. По мнению привлеченных нами авторитетных экспертов, вы и только вы являетесь тем самым наследником, о котором пишет император Николай. Великий князь, и вы, коллега, прошу еще раз убедиться, что печать на конверте не тронута и что его не вскрывали.

Француз с жадным интересом принял конверт из рук Владимира и ещё раз внимательно осмотрел его.

— Подтверждаю.

И держа конверт обеими руками, как будто что-то невероятно хрупкое, вернул его Владимиру Кирилловичу. Тот, как эхо, повторил: